— Нет. Я не это имел ввиду. Ты ж вчера не кайфанула, выражаясь твоим языком.

— А должна? Ведь первый раз.

— Было бы у меня побольше выдержки, было по-другому, но что случилось, то случилось. Сейчас буду исправляться.

— Обещаешь розовых пони?

— Пони? — недоуменно вскидывает брови, прекращая меня ласкать. Аж выть охота от этой пытки, сжимаю его руку ногами.

— Не тупи, пожалуйста, — усмехается на мои слова, целует так, что я цепляюсь за его плечи, двигая бедрами навстречу его пальцам. Кровь начинает бурлить, пузыриться, а в глазах мушки с пчелками летают, сейчас должно быть сладко и хорошо. Но…

— Блин…

— Как мало тебе нужно, оказывается, — его голос дробит меня на молекулы, хрипотца действует, как афродизиак. Я изнываю от нетерпения, жадно следя за темноволосой головой у себя на животе.

— Только не говори, что ты…. — я не заканчиваю свою мысль. Жмурюсь, меня бьет током, бьют такие импульсы, что выгибаюсь в пояснице, сжимая по бокам простынь. Хочу свести ноги, как-то удержать в себе распространяющийся по всему телу жар.

— Боже… Божечки…. - вчера я думала, что умираю, сейчас по-настоящему умираю, потому что не могу вздохнуть, спазм в легких, что-то внутри меня разрывается. Я кричу. Отпускаю простынь и прижимаю руки ко рту. Сердце грохает в груди так, что вот-вот выскочит из меня.

— Все хорошо, моя сладкая, все хорошо… — нежно шепчет Давид, заполняя меня теперь до отказа, до самой макушки собой. И мне не нравится ощущение презерватива.

— В следующий раз без презика, — обнимаю его за талию, приподнимаю голову, чтобы теперь самой его искушать губами, языком. Власть перехватывают, мое временное правление ликвидируют. Я подстраиваюсь под его темп, который находит во мне отклик, а темные глаза совсем чернеют. Вряд ли меня сейчас вновь сшибет волна оргазма, но Давид меняет положение моих ног.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я умру, — признаюсь, когда внутренняя спираль сжимается, все звенит от напряжения. Еще чуть-чуть и… Оказывает у розовых пони грива переливается на ярком солнце, которое пробивается через красочную радугу. Я глохну. Слепну. Теряюсь. Скручивающее напряжение пропадает и наступает невесомость. Кажется, что сейчас попаду в рай.

Давид целует в губы, целует, вдыхает в меня свое дыхание, возвращая меня к реальности. Я плачу. Он вытирает пальцами мои слезы, которые попадают в уши. Ничего не говорит, за это молчание я ему благодарна. Я смотрю в его глаза и вижу то, что раньше никогда в них не видела. Нежность, не просто дежурная нежность от умиления, а нежность, которая залечит твои раны, подует на твои разбитые коленки, согреет в морозы, укроет в теньке в жару. Никто на меня так не смотрел. Словно я персональная Вселенная. Только его. И мне становится страшно…. Смогу ли я жить в этой Вселенной?

— Вау! — выдают из себя, цепляя насмешливую улыбку. Давид щурится, я понимаю, что не этого он ждал, но страх впереди меня. — Вау… — повторяюсь. Моргает. И упс… Кажется, что про Вселенную это я поторопилась. Верните эту нежность назад…

Слезает с меня, встает с кровати, берет полотенце и скрывается в ванной. Блин…. Я готова тут же бежать за ним, но натягиваю до подбородка одеяло и считаю до десяти. На счет десять все должно вернуться на круги своя. Как жаль, что у меня нет цветика-самоцветика, назад бы на десять минут.

Давид выходит из ванной, идет к шкафу. Я наблюдаю за ним, прикусив язык. Не смущается, спокойно одевается, но чувствуется напряжение. В голове хоровод мыслей, каждую подбираю, состыковываю, мысленно произношу, прикидывая насколько естественно все звучит. И ничего не выдаю. Все кажется наигранным, вымученным, фальшивым.

— Ты на работу? Завтра как бы свадьба, — нужно попытаться вернуть то состояние комфортности, которое было между нами до секса. Первого и второго. Не оборачивается, застегивает рукава на рубашке.

— Я на пару часов, мне нужно подписать распоряжения, — это запланировано или только что придуманная причина уйти из дома? Логика убеждает меня в том, что это вероятнее всего правда, Давид руководитель, без него там не смеют даже дышать. Интуиция визгливо орет, что не х*я, только что нашел повод. И я склоняюсь к интуиции.

— Ужинать будем дома или выйдем куда-нибудь?

— Мне все равно, — ох ты боже мой, как же сложно. Как же мне сейчас не хватает опыта в общении со взрослыми мужчинами, у которых тараканы давно мелками в крестики-нолики не играют.

— Я планирую на этой неделе поехать к бабушке.

— Отличная идея, — радостно поддерживаю идею уехать из этого города, в идеале нам бы на необитаемый остров, чтобы понять друг друга.

— Потом в горы на два-три дня.

— На Эльбрус? В Архыз?

— Нет. В один поселок, — поворачивается, на лице ноль эмоций, в глазах штиль, никаких бурь, стихийных бедствий.

— И что мы будем делать в горах? — без понятия, чем можно заниматься вдали от цивилизации. Предполагаю, что там, наверное, даже 4g не ловит.

— Раз в год я всегда езжу к своему знакомому. Это своего рода сбежать из города, вернуться к истокам человечества, когда вокруг только горы, туманы, поля, слоны, — задумчиво смотрит перед собой, завязывая галстук. — Когда развелся с Миланой, я прожил там около месяца.

— О, тебя никто не искал?

— Там очень плохая связь. Я просто спал, ел, гулял и рисовал. На тот момент мне больше ничего не надо было.

— Ты оставил так надолго Хадю?

— О ней заботились, а мне нужно было подумать в одиночестве. Это возможно только подальше от родни, которая каждый день выносила мне мозг тем, что своим поведением, поступками позорю весь семейный род, — резко замолкает, кажется дошло, что сболтнул лишнего.

— Они не одобрили ваш развод? — у меня теплится еще маленькая надежда, что разговор продолжится, но муж замыкается.

— Изменил ведь не ты, — очень осторожно и медленно произношу свою догадку, отворачивается, сдергивает с вешалки пиджак.

— Позвони мне, когда решишь, где мы будем ужинать, я постараюсь уладить дела, как можно быстрее, — смотрит в глаза, сомневаюсь, что подойдет и поцелует перед уходом. Но ошибаюсь. И безумно радуюсь этой ошибке.