— Спаси и сохрани, — дальше ничего не в силах произнести, да «Отче наш» я наизусть не знаю. Трется членом, покусывая мои соски, я сжимаю свои руки над своей головой. И хочется, и колется.

— Поцелуй меня, — требует мой мучитель, я открываю глаза, тянусь к его губам. Это, наверное, последний шанс надышаться перед смертью. Крик тонет в поцелуе, Давид сжимает мой затылок, не позволяя мне отстраниться от себя. Несколько толчков, у меня начинают гореть губы от не прерывающего поцелуя.

Наконец-то делаю вздох открытым ртом, держит меня все еще за голову, уткнувшись лбом мне в лоб. Глаза закрыты, лицо напряженное, брови сведены. По нему не скажешь, что кайфует.

Боль меня не убила. Я все еще дышу, даже что-то чувствую, но на оргазм из книжек что-то не похоже, в облаках ванили не плыву, а в безграничной благодарности к своему партнеру не пылаю.

Давид открывает глаза, целует поверхностно в губы. Приподнимается, разводит ноги шире. Движениям его становятся резкими, быстрыми, проникает очень глубоко. Морщусь от неприятных ощущений.

Никогда не слышала, чтобы он разговаривал на своем языке. Сейчас слышу что-то непонятное, дышит как-то рвано, взгляд поплывший. На моем животе оказывается шикарный генфонд, миллион несостоявшихся детишек. Не падает рядом бревном, ложится на спину, прикрыв ладонью глаза.

— Это все? — блин, чувствую себя обманутой. — Где мой обещанный оргазм?

— Это только в сказках девственницы получают удовольствие, — убирает руку с глаз, смотрит на меня озабоченно. — Ты как?

— Свершилось великое дело, а мне не понятно.

— Раз иронизируешь, значит все нормально. В душ пойдем вместе или по отдельности? — это намек на продолжение или просто нужно обмыться?

— Лучше поодиночке. Я пока не созрела для совместного душа, — сползаю с кровати. Походка, наверное, со стороны выглядит смехотворной, но я итак стараюсь не охать от каждого шага. В зеркале на меня смотрит я. Ничего во мне не изменилось. Только губы опухшие и соски торчком. В общем тема секса не раскрыта. Обмываюсь, кутаюсь в большое полотенце. Пока Давид принимает душ, я иду в свою комнату, чтобы найти свою самую закрытую и любимую пижаму с Микки-Маусом. Вернувшись назад, муженек мой уже лежит в кровати, встречает меня прищуренным взглядом.

— Я думал, ты сбежала.

— Еще чего. — фыркаю, забираясь под одеяло. — Первый секс не повод спать раздельно, я неделю спала одна, мне хватило, — устраиваюсь поудобнее возле Давида, уткнувшись носом в его предплечье. Пахнет вкусно.

Переворачивается на бок, сгребает меня в охапку, прижимает к груди. Сердце как-то странно у него стучит. Удары пропускает. Надо настоять посетить врача, мне он нужен здоровый и живой, лет на семьдесят.



* * *

Открываю глаза. Рядом подушка примята, но никого нет. Прикусываю зубами губу, сдерживая в себе разочарование. Мало того, что я так и не увидела небо в алмазах и не рыдала в восторге на плече своего первого мужчины, так еще утром его не оказывается рядом. С… Слышу открывается дверь ванной, оглядываюсь через плечо, матерное слово проглатываю. Ладно, как обычно поспешила с выводами.

— Ты проснулась? — всегда меня этот вопрос добивал. Нет, сплю с открытыми глазами. Что-то настроение у меня злющее, агрессивное, кого бы покусать.

— Как видишь, — бурчу, утыкаюсь лицом в подушку. Я не жду от него сентиментальности, но хочу ее. Хочу на ручки, хочу обнимашек. Хочу нежности.

— Ален, — матрац рядом прогибается, трогает меня за плечо. Еще больше зарываюсь с головой в подушку. Как себя с ним вести? Шутить совсем не хочется, а вот уточнить вопрос по поводу фиктивности нашего брака — стоит.

Вздрагиваю, когда проводит пальцем по предплечью, чувствую его дыхание возле уха. Прикусывает мочку, тело странно реагирует. Наполняется энергией.

— Вчера тебе удалось меня шокировать. Я даже об этом не мечтал, — губы уже возле щеки, поворачиваю голову, чтобы дальше целовал, но держу показательную оборону. Сдаваться от пару тройки поцелуев и касаний не собираюсь, пусть старается. Судорожно вздыхаю, когда его рука ныряет под мою футболку, оглаживая живот.

— Прости… — хм, за что? Что-то я его сейчас не понимаю. — В первую нашу встречу я думал ты одна из тех, кто не чурается случайных связей, — вырисовывает узоры на моей коже, медленно подбираясь к грудям. — Я ошибся. Бабушка вот сразу поняла, что вся твоя эта веселость — защитная реакция. Я ей не поверил.

— Почаще слушайся бабушку, она дурного не скажет, — на душе становится приятно, что бабулик меня раскусила с первой встречи, это объясняет ее расположение ко мне.

— Последние годы меня только такие и окружали, которым было дело до моих денег, статуса, чем до меня самого. После развода к женщинам было предвзятое отношение, — прикусываю наволочку подушки, едва его пальцы задеваю чувствительный сосок, низ живота начинает потягивать. И сказать, что мне неприятно — не могу, мне нравится его подкат ко мне.

Переворачивает меня на спину, я смотрю сначала на его губы, потом на шею, опускаю глаза на грудь, наблюдая за капельками от воды.

— Ты просто ворвалась в мою размеренную жизнь и все на хрен снесла, очаровав дорогих мне людей, которым я доверяю, — берет за края футболки и тянет вверх. Я не сопротивляюсь. Его действия, его слова находят во мне отклик. Где-то должен же быть рядом табун единорогов с розовыми хвостами и гривой. Я хочу их увидеть.

— Ты сумасшедшая, — сомнительный комплимент, но последующий поцелуй дает понять, что сказано с нежностью. Давид дразнит. Губами. Руками. Целует каждый миллиметр обнаженной кожи. По венам медленно течет раскаленная лава, которая превращается в пульсацию между ног. Невыносимо жарко. Я приподнимаю бедра, трусь ими об Давида, он прижимается ко мне. Между нами мои пижамные штаны, его полотенце и взаимное возбуждение. Мое рвется на волю, хаотично мною управляет, его знает, как нужно действовать. Вчера такого не было.

— Боже, не могу… — шепчу, прикрывая глаза. Мне стыдно, что у меня внизу все мокро, что в висках бьется мысль о скорейшей близости, хотя муж мой еще даже не прикасался к чувственному бугорку.

— Давид… — поднимает глаза, бесстыдно смотрит, облизывая языком сосок. Я шалею. Знаю, что видит мои муки, но не спешит мне помогать. Стягивает штаны, я натягиваю на голову рядом лежащее одеяло.

— Ален? — в голосе беспокойство, опускает мои руки с головы. — Ты чего?

— Мне стыдно.

— Стыдно? Тут ничего стыдного нет.

— У меня там все мокро и жарко, — ужас, как можно разговаривать о сексе и не краснеть? У меня уши горят от смущения.

— Это хорошо, значит я тебе нравлюсь, — смотрит в глаза, пальцы трогают мои складочки, распределяя всю влагу. — Вчера я накосячил.

— Я забеременею? — паника в голосе, но через секунду успокаиваюсь.