Чувство создавалось такое, что он действительно видит меня своей невестой, потому что на улицах Барельвицы не было ни его родни, ни знакомых и притворяться ему было незачем. Помимо фарховой мы побывали в совершенно умопомрачительном ресторанном дворе.

— Пусть это несколько эксцентрично, зато нам будет что вспомнить, — сообщил Райнхарт, чем окончательно меня добил.

— Что происходит?! — только и спросила я.

— Я наслаждаюсь твоим обществом, Алисия.

Сказано это было совершенно искренне. Нет, действительно совершенно искренне, не придерешься, но я пошла дальше:

— Почему именно так?!

— Тебе не нравится?

— Мне нравится, но…

— Если тебе нравится, всякие «но» я считаю излишними, — сообщил Райнхарт. — Кстати, на следующую неделю я взял билеты в «Корона д’Артур». На «Мирону».

Мне оставалось только моргнуть. «Мирона» считалась классикой, и попасть на эту постановку в столице было достаточно проблематично. Особенно для меня. Особенно учитывая цену билетов и за сколько месяцев выкупались места.

Все это меня очень настораживало.

Настораживало в первую очередь тем, что мне действительно нравилось. Мне просто нравилось проводить с ним время, шутить и смеяться, ходить вместе по улицам Барельвицы и каждый раз перед выходом думать о том, понравится ли ему мой наряд. И всякий раз ловить его восхищенные взгляды и слышать низкие глухие нотки в его голосе, когда он делает мне комплименты.

Словом, это меня настораживало гораздо больше того, что его светлость ведет себя так… как ведет. За все время нашего совместного сосуществования в его спальне он не позволил себе ничего лишнего. Книги у меня были любые, какие я только пожелаю.

Кстати, Эдер слегка подрос — теперь он больше напоминал крупную собаку, чем маленького котенка, но до льва ему еще было расти и расти. В книге про маджеров я не нашла ничего, объясняющего столь разительные метаморфозы, даже несмотря на то, что изучила ее вдоль и поперек. И не только ее — несмотря на уроки этикета и время, проведенное в обществе его светлости, время на Эдера и книги я находила всегда.

Увы, маджеры действительно были сгустками энергии, у них не существовало чувств и привязанностей (кроме магического «поводка»), им не нужно было есть.

Из чего оставалось сделать вывод, что Эдер — просто исключение. Когда я поинтересовалась у Райнхарта, почему он не хочет его подрастить, он сказал:

— Мне интересно понаблюдать за естественным ходом вещей.

С тех пор мы наблюдали.

Кото-песо-магический лев ел, пил, спал, бодал меня головой в ладонь, всюду ходил за мной, урчал, требовал игр, внимания, любви и ласки. И рос. Причем мне казалось, что чем больше я с ним играю, тем быстрее он растет. Хотя это, конечно, глупость — при чем тут это, — тем не менее иногда возникало такое чувство, что растет он от моего внимания.

Я поделилась своими мыслями с Райнхартом и в ответ получила:

— Хм.

— Хм — это значит — такое возможно?

— Это значит, что в случае Эдера возможно все.

Словом, происходящее с Эдером пока осталось где-то между «это, конечно, глупость» до «в случае Эдера возможно все».

Учитывая то, что помимо меня Райнхарт был занят еще и расследованием и прочими эрцгерцогскими важными делами, ему было не до тщательного изучения особенностей Эдера.

— Эри Армсвилл. — Голос Нины выдернул меня из размышлений обратно в городской дом его светлости. — Я закончила.

Я посмотрела в зеркало.

И обомлела.

Девушка в зеркале точно не могла быть мной. Даже не девушка, молодая женщина в платье светло-зеленого нежного цвета, как только-только просыпающаяся, еще не набравшая силу весна. С уложенными в невысокую прическу огненными волосами, украшенными капельками росы драгоценных камней. К этим капелькам очень подходило обручальное кольцо и ожерелье, которое тяжестью лежало у меня на груди. Браслет облегал перчатку, а серьги подчеркивали овал лица и выпущенные на виски тонкие завитки.

Можно я все-таки упаду в обморок?

— Нельзя.

То, что это сказал Райнхарт, я поняла как-то поздно, равно как и то, что спросила это вслух. При появлении его светлости Нина побледнела еще сильнее, отступила в сторону, склонив голову и сцепив руки.

— Ты восхитительна, Алисия.

Райнхарт произнес это, глядя мне в глаза.

— Да, Нина и эрина Нерелль постарались на славу.

Если уж так говорить, постарался еще и он — драгоценности были его рук делом. В смысле это тоже был его подарок.

— Главное украшение здесь ты. — Он взял мою руку в свою и поднес к губам. — Нина, можешь идти.

Нина была явно счастлива. Присела в реверансе и поспешно выбежала за дверь — предательница! А между тем ей полагалось ехать с нами на бал. Точно так же, как и Киру: камердинер и камеристка обязательно должны присутствовать. Вдруг у меня какой локон выбьется из прически, а у его светлости шнурок на панталонах развяжется.

При мысли об этом я хихикнула.

— Я сказал что-то смешное? — нахмурился Райнхарт.

— Нет.

Не сообщать же ему, о чем я подумала.

— Уверен, после этого выхода не будет отбоя от желающих стать твоими фрейлинами.

— Тебе не кажется, что это лишнее, Райн? — Я посмотрела ему в глаза. — Мне не нужны никакие фрейлины, особенно учитывая то, что…

— Нет, — сказал, как отрезал, мгновенно становясь похожим на самого себя, а не на его светлость в затянувшемся периоде благосклонности. Такие моменты, кстати, здорово оживляли наши разговоры и не заставляли волноваться о том, что на Райнхарта случайно упало еще какое-то запрещенное заклинание.

Правда, учитывая, что его магия к нему вернулась, это было бы как минимум странно. Я видела, как он управляется со схемами, и это было невероятно. С такой легкостью владеть магией… Я бы так никогда не смогла, даже если бы она была у меня с детства.

— Рык! — сказал Эдер и спрыгнул с изножья кушетки.

— Назад, — строго приказал Райнхарт.

Эдер мрачно на него посмотрел, уселся на ковер и стал вылизывать лапу. Кстати, он больше не исчезал — всегда был рядом со мной.

Я посмотрела на него и перевела взгляд на мужчину, стоящего рядом со мной. Если бы не запретная магия, мы могли бы пересечься, только если бы на меня брызнула грязь из-под колес его мобильеза. Поэтому я запрещала себе смотреть на него так, как смотрела сейчас. Вглядываясь в темные глаза, в мужественное лицо. Сгорая от желания почувствовать сильные ладони на своей талии — в ганце или прикоснуться к густым темным прядям, пропустить их сквозь пальцы. Все это могло бы быть в моей жизни, родись я какой-нибудь принцессой или дочерью герцога, но я была самой обычной девушкой из южного городка, цветочницей.