Австралийский эколог обращает внимание и на нашу растерянность, обусловленную современными темпами модификации планетарных систем. Масштаб нынешнего экологического кризиса повергает в изумление, которое действует на нас отупляюще: мы наблюдаем необычайно интенсивные, разрушительные изменения. Хэмилтон пишет: «Не исключено, что еще в этом столетии люди (прекрасно сознавая, что происходит) спровоцируют необратимую деградацию условий жизни на планете, которая является нашим домом. Более того, следует признать, что речь идет о реальной возможности нашего собственного исчезновения или по крайней мере упадка цивилизованной жизни»[490].

Мысль, что люди в состоянии влиять на планету в геологических масштабах, где время исчисляется десятками тысяч и миллионами лет, может показаться абсурдной. Но известно, что уже выброшенных в атмосферу вредоносных газов, таких как CO2, с большой долей вероятности хватит, чтобы затормозить ледниковый период, наступление которого палеоклиматологи прогнозируют приблизительно через 50 тысяч лет[491]. Гипотетический процесс, обратный нынешнему разрушению горных ледников и ледяного покрова в Гренландии, занял бы в будущем десятки тысяч лет[492]. В силу перечисленных обстоятельств необходимо заново определить понятие истории и ввести категорию геоистории или постистории (в этом отношении Хэмилтон согласен с приведенными ранее высказываниями Дипеша Чакрабарти).

Дестабилизация разных систем планеты ставит под вопрос и будущее, каким мы привыкли его себе представлять. Разрыв, который происходит в эпоху антропоцена, перечеркивает все: стабильность мира в целом, погоды, смены времен года, прогнозируемость явлений в тех или иных климатических зонах, в океанах. Наша уверенность в непрерывном линейном развитии должна пошатнуться[493]. С философской точки зрения это серьезная фундаментальная задача.

Для Хэмилтона величайшая трагедия наших дней заключается в вошедшем в привычку отрицании трагедии. Как можно сегодня писать о мировой политике, развитии отдельных стран или технических угрозах, не касаясь проблем окружающей среды? Автор называет сложившуюся ситуацию заговором молчания, которого он не в состоянии понять[494]. Этому заговору сопутствует попытка отгородиться от проблем антропоцена мифами о прогрессе, хотя бы той же геоинженерией. Воплощенная в проекте геоинженерии надежда, что человеку удастся контролировать происходящие на Земле процессы в масштабах всей планеты, по мнению Хэмилтона, просто-напросто глупа. Этот проект олицетворяет человеческую гордыню и манию величия, а заодно служит успокоительным средством[495].

Хэмилтон перечисляет основные причины апатии антропоцена, о которой я уже говорила и которую автор книги «Своенравная планета» тоже отчасти затрагивает: власть энергетических компаний и топливного лобби, вера в простое, чисто техническое решение, которое быстро избавит нас от проблем, фетиш экономического роста, близорукость, типичная для современных политических структур, и своеобразная зацикленность культуры потребления на самой себе, основанная на отсутствии интереса к вопросу о неизбежных последствиях неограниченного производства и потребления на планете с ограниченными ресурсами[496]. Как подчеркивает Хэмилтон, в современной потребительской культуре общественное мнение апатично и аполитично. Кампании, направленные на распространение ложной информации о глобальном потеплении, разворачивались в благоприятной для них среде; кто-то их финансировал, и они ввели в заблуждение многих граждан. Никто не стремится к решительным действиям ради борьбы с изменением климата. В подобных обстоятельствах можно сказать, что экологические активисты и так добились поразительных результатов.

Как видно из книги «Своенравная планета», с этической точки зрения недостаточно заявить, что игнорировать дестабилизацию условий жизни на Земле аморально. Речь идет о чем-то гораздо более серьезном, чем преступления против человечества[497]. Апатия антропоцена — преступление против планетарных систем, против жизни в ее нынешней форме. Сила и могущество людей проявляются в том, что они представляют реальную угрозу для условий жизни, существовавших на Земле до сих пор. Более того, мы постоянно принимаем политические и экономические решения, которые наносят вред планете: выдвигаем на первый план топливную промышленность, разрабатываем планы добычи ископаемого топлива, разрешаем добывать нефть из битуминозных песков и прибегать к гидравлическому разрыву пласта, выступаем за высокоэнергетические технологические решения.

Хэмилтон полагает, что эпоха антропоцена лишена адекватных этических принципов, которые могли бы служить нам опорой[498]. Усугубляет ситуацию и то, что в теперешних условиях трудно создавать конструктивные утопические модели. Проблема выходит за рамки нравственных категорий и заставляет задуматься о нашем положении по отношению ко всему природному миру, по отношению к планете, где мы живем. За краткий промежуток длиной в несколько следующих десятилетий у нас есть шанс только сгладить процесс дестабилизации климата — предотвратить ее мы уже не можем[499]. Поэтому цивилизацией антропоцена управляет новая логика — логика адаптации, необратимости и минимизации ущерба.

Большое удивление вызывают в таких обстоятельствах футуристические картины космических полетов, запустения Земли, перенос цивилизации на Марс или другую планету. Это опасный риторический прием. Мне кажется достаточно убедительным возражение, что у нас нет морального права колонизировать Марс, пока мы не докажем, что способны гармонично существовать на Земле, не толкая планету к катастрофе. С точки зрения антропологии или экзистенциальной проблематики можно задаться вопросом: кто такой человек — вид, который, спровоцировав дестабилизацию условий жизни эпохи голоцена на Земле, обдумывает побег на космические станции и завоевание других планет?

В своей книге Хэмилтон призывает к новому, смиренному антропоцентризму: необходимо принять то обстоятельство, что homo sapiens обладает исключительной способностью воздействовать на окружающий мир. Человек выводит из строя различные системы планеты — это очевидный факт. Наша роль, к сожалению, уникальна, и назад к голоцену дороги нет. Однако это не уменьшает ценности других видов. Отказываться от антропоцентризма уже поздно, но необходимо отказаться от присущего нам самомнения.