— Много чести. — Сырцов повернулся к нему, закинул правую руку на спинку сиденья. Не то был готов обнять журналиста, не то придушить. — Тебе шутить еще рановато. И кончай гнать мульку насчет интуиции и удачи.

— А ты конкретные вопросы задавай.

— Принято. Когда и кто сообщил тебе о возможном посещении Марковым голубого борделя?

— За два дня до этого мне позвонили по телефону и предупредили, что Марков будет в этом доме тогда-то и тогда-то. Ну и попросили устроить этот спектакль.

— Откуда тому, кто звонил, было известно, что готовится облава?

— Не знаю. Но думаю, они-то и известили милицию.

— Они, — повторил Сырцов. — Звонивший и тот, кто тебе аванс доставил?

— Деньги в конверте в первый же вечер были опущены в мой почтовый ящик.

— Волосатого пидара Валентина они тебе подарили?

— Нет. Его подыскал мой знакомец из дамского журнала. Ему легче, он сам голубой.

— Значит, весь спектакль ставил ты, — огорчился Сырцов.

— За это и платили.

— Окончательный расчет опять через конверт в почтовом ящике?

— Именно.

— А ты не пытался узнать, кто они?

— Зачем? Я сделал дело, мне честно его оплатили.

— Честно, — усмехнулся Сырцов, откинулся в кресле и закрыл глаза.

— Еще вопросы есть? — Убежко демонстративно глянул на часы. — Я опаздываю.

— Будем считать, что ты не особо соврал.

— Соврать я мог бы и правдоподобнее.

— Ладно, поехали. Но на будущее посоветую: аккуратнее шали, Убежко. А то не убежишь.

Довез репортера до стеклянного дома на Зубовский, свернул на Комсомольский, переулками добрался до Плющихи, а там рукой подать до Садовой-Сенной, где во дворе старинного дома в пристройке находился его офис. На его дверях была скромная вывеска с теми же, что и на визитке, словами: «Консультант по юридическим вопросам Г.П. Сырцов».

В предбаннике и кабинете был полный порядок. Расставлено все по надлежащим местам, прибрано как ему надо, на блестевшем стекле письменного стола — ни пылинки. По-татарски чистоплотная дворничиха Фатима добросовестно отрабатывала ту сотню баксов, которую он платил ей ежемесячно. На улице только слегка смеркалось, в дворовом колодце были сумерки, а здесь, в кабинете с маленьким оконцем, совсем стемнело. Он сел за письменный стол и включил эргономичную бронзовую лампу под зеленым стеклянным абажуром-кирпичиком. Уютно стало в кабинете. Но на душе было все наоборот — неуютно и тоскливо. Не приходилось сомневаться, что этот змееныш не врал. Такой ради своей безопасности и развеселого благополучия готов заложить кого угодно. Просто некого ему было закладывать. В глубине души он, Сырцов, подозревал, что Убежко могли использовать втемную, но все же теплилась детская надежда: а вдруг?! Лажанулся опытный сыщик Сырцов, лажанулся.

Он встал из-за стола, прошел к сейфу, открыл его. Не секретные материалы, не вороненый пистолет, не гранату — извлек из стального чудища припасенную на черный день бутылку виски «Джек Даниэл» и круглую коробочку плебейского плавленого сыра «Виола». Вообще-то, он предпочитал водку, но сам род его деятельности заставлял употреблять виски и коньяк. От них пахло меньше. Подходящей водицы под рукой не было. И льда тоже. Он стоически употребил напиток неразбавленным. Принял первые граммов сто. Не удовлетворили они его, не успокоили. Подождал, а потом еще сто пятьдесят. Сидел в предвкушении освобождения, и оно пришло. Самое время позвонить Деду, но пока не хотелось. Решил позвонить из дома.

Джип не торопясь спустился на Саввинскую набережную, чинно проехал под Бородинским мостом на Смоленскую и опять же осторожно въехал в свой переулок. Гаража у него не было, он ставил машину на небольшом предподъездном островке. Соседи терпели, потому что любили за вежливость.

Он загнал «чероки» поближе к решетчатому забору, вылез, захлопнул дверцу, пискнул ключом защиты и направился к подъезду. Ступив в предподъездную освещенность, он услышал вибрирующий то ли от страха, то ли от ненависти голос:

— Сырцов!

Тут же прозвучал выстрел. Еще не зная, цел он полностью или уже слегка потревожен пулей, Сырцов кинул себя на землю и, перекатываясь по своей оси, вырвал из сбруи кольт. Человек по ту сторону света нервно палил. Сырцов замер в ночной тени и считал выстрелы. Раз, два, три. Человек осторожно шагнул в свет и оказался Хунхузом. Вот тогда и выстрелил Сырцов. Он целился в голову Пая и попал в голову Пая. Иного выхода не было. Только на поражение. Тишина. Но на несколько секунд. Тишину разорвал отчаянный женский крик, донесшийся сверху, с его двенадцатого этажа:

— Жора!

Надо же, Дарья, явившаяся без спроса. А сверху неслось:

— Жора! Жора!

Лихорадочно вспыхивали окна его дома. Самые храбрые жильцы (храбрые от того, что жили высоко) вышли на балконы. Локальный шухер. Если и были у Хунхуза подельники, то уже слиняли. Сырцов поднялся, вошел в свет (чтобы Дарья его увидела) и громогласно приказал:

— Умолкни, Дарья!

Дарья умолкла. Теперь, пока не набежали ночные московские зеваки, можно и осмотреться как следует. Он попал в голову, но куда точно — неясно. Хунхуз лежал на животе, лицом вниз. Он и в смерти был пластичен, мастер карате: в струну вытянутое тело стремилось правой рукой к лежавшему в метре от этой руки тяжелому пистолету.

Путь был недалек: от смирновской дачи до виллы поп-звезды метров двести, не более. Дачная Ксения шла колеей, с наслаждением топча босыми ногами нежную пыль. У нарочито селянской (но с электроникой) калитки остановилась и, положив подбородок на верхнюю рейку, поискала глазами в культурном экстерьере виллы кого-нибудь из обитателей. Думала увидеть домоуправительницу Берту, а увидела саму хозяйку. Поп-звезда в специальной пристроечке махала специальным веером, стараясь раскочегарить березовые угли в шикарном мангале. И не зря: уже ощутимо попахивало шашлыком.

— Привет! — поздоровалась Ксения.

Поп-звезда обернулась, выпрямилась. В коротких шортах, в легкоатлетической маечке, прикрывавшей, по сути, только грудки, была хороша и подчеркивала это: оттопырила нижнюю губку, пытаясь сдуть павшую на глаза прядь — не получилось, взметнула с отработанным изяществом руку, чтобы загнать непокорные волосы под шпильку, — удалось. Откликнулась с опозданием:

— Здорово! Заходи!

— Твоего Жорку пахан на стрелку кличет! — басом сообщила Ксения. Но Дарья не приняла игры в развеселую залепуху. Ответила подчеркнуто безапелляционно:

— Георгий спит.

— Так разбуди! — слегка обиженная Дарьиной строгостью, надавила Ксения.

— Раскомандовалась тут со своим Смирновым! Георгия всю ночь ваши менты трепали. Пусть поспит!

— «Ваши»! — передразнила Ксения. — И ваши. Твой Жора тоже не из пажеского корпуса. Все они из одной конюшни.