– Ты знаешь, эти поездки стали для меня самыми лучшими за всю жизнь. Ты, вот, наверное, думаешь, что мне тяжело? Все так думают. Ты же видел Лану? А я, наоборот, счастлив. Я жил свободной жизнью. Я гулял, пил. Мы почти развелись с ней. Меня сдерживал только брачный контракт. Мне было хорошо. А потом я понял – это неправильно. Нельзя жить для себя, понимаешь? Бог придумал нас для другого! Мы должны помогать, если кому-то плохо! Я стал другим. Я счастлив, что нужен кому-то в этой жизни. Может быть, я родился для того, чтобы помогать ей? Может, это моя миссия? Узнать, что она заболела и начать ей помогать – я стал уважать себя. Да, любви между нами уже давно нет. Но есть обязательства, понимаешь. Мы отвечаем за того, с кем когда-то решили связать жизнь.

«Странная интерпретация Сент-Экзюпери», – подумал я, а потом вдруг меня осенило: – Прости, Марк, ты, случайно, не русский? – Меня так поразил этот глубокий монолог, что я был уверен в том, что хотя бы корни Марка в русской земле.

– Нет, – засмеялся он, – но я много читал ваших писателей: Достоевский, Чехов, Короленко.

– Короленко? – удивился я последней фамилии.

– Да, и Короленко тоже. Так вот, я жил хорошо, но теперь понимаю, что мне надо платить за те годы, и это не так много, как могло бы быть.

– Прости, Марк, а болезнь Ланы лечится? Ведь у вас, в Германии, отличная медицина.

Марк увеличил отрыв пустых банок от полных до неприличных девяти.

– Мы пробовали всё, кроме операции. Операция невозможна, у нее слабое сердце. Но это, я забыл как именно точно, психосоматическое состояние. Она находится в постоянном внутреннем стрессе. Это началось тогда, когда мы стали разводится. Мне даже говорили, что первой причиной стресса и был развод, но я не верю. Она легко к этому относилась. У нас в Германии это много проще. Мы пробовали гипноз, лекарства, иглоукалывание. Иногда всё затихает, но ненадолго, этот чертов тремор всегда возвращается. Еще мне говорили, что это могло быть из-за стресса, когда я пил. Но я почти бросил. – Он посмотрел на банки и открыл последнюю. – Я немец, десять банок это ерунда. Но это тоже не помогло. Мы просто смирились. И теперь живем так.

Дверь номера тихо открылась, и на пороге показалась заспанная Лана.

– О, Алекс! Я немного устала после ресторана и прилегла. И, представляете, мгновенно заснула.

– Любишь ты поспать. – Пиво развязывало язык Марка. – Я вот с трудом засыпаю. Правда, сплю потом крепко и беспробудно. Можно из танка стрелять.

Лана мельком бросила на меня настороженный взгляд, как будто у нас был какой-то общий секрет, про который Марк не должен был знать:

– Я как раз хотела сказать Марку, что я замучила вас утром, и вы прячетесь на пляже. Как вы погуляли? Как вулкан, спит?

– Нет, к сожалению, я сегодня так и не собрался. Поеду завтра утром. Как ваша деревня?

– О, – воскликнула Лана и села на колени к мужу, пряча руки в карманах сарафана. – Это было незабываемо! Вы должны там побывать! Море, рыбацкие шхуны, свежая рыба и картошка! Это божественно! Мы опять хотим поехать туда завтра! Поедем вместе?

– Нет, спасибо. Завтра я уезжаю на Лансаротт, – соврал я мгновенно заменив в завтрашнем плане дневной вулкан на трехдневную поездку на соседний остров, – только если через три дня, когда вернусь.

– Как жаль. – Мне даже показалось, что Лана искренне расстроилась из-за того, что я лишил себя поездки в Лос-Абригос. – Да, Алекс, забыла вас предупредить. Стелла перенесла все ваши вещи в первый номер, потому что в вашем, – Лана попыталась найти подходящее слово, – какой-то проблемный кондиционер. Но, она сказала, что первый даже лучше. Больше и, – она вновь напряглась, – тише.

– Да тут вообще тихо, как в танке! – Марк, явно служил в танковых войсках. – Ночью слышно, как комар летает.

– Неожиданно. Спасибо. – Я был немного озадачен такой неожиданной сменой места обитания и особенно, что всё это произошло без моего ведома.

– А у нас послезавтра последний день, – грустно сказала Лана. – Ну, значит, поедем в другой раз.

– Окей, ребята, я спать. Не мучай долго Алекса и поскорее приходи. – Марк поднялся со стула, потянулся и повернулся ко мне. – Не терпите ее долго, а то она испортит вам вечер, а мне ночь. Я очень чутко сплю и просыпаюсь от малейшего шороха.

– Не переживай, милый, я скоро.

– Доброй ночи, Марк, – попрощался я и задумался: как можно чутко спать и одновременно храпеть, как сталелитейный завод. Метаморфозы…

Мы проводили взглядами Марка.

– Вы обиделись, что я попросила Стеллу перенести ваши вещи? – обернулась ко мне Лана.

– Нет, конечно, но зачем? Там было очень хорошо.

– Ну, вы же понимаете. Из-за храпа Марка, – она понизила голос и вдруг заговорила очень серьезно: – Я полагаю, что терпеть это невозможно. Марку в юности сломали нос, когда он заступился за меня на улице. Ко мне пристали какие-то, – она смущенно подбирала слова, – молодые люди из северной Африки, а Марк попытался прогнать их. С тех пор он вот так тяжело спит. Мы пытались лечить, но храп не проходит. И главное, – Лана грустно улыбнулась, – он уверен, что совсем не храпит. И очень чутко спит. Ну, вы сами слышали. Я очень переживаю. Это же очень вредно. И это всё из-за меня.

– Как же вы сами спите? – Я был настолько обескуражен женским благородством и самопожертвованием, что решил восстановить справедливость. – Ведь это лечится! Для вас это, должно быть такое мучение!

– О да, это сложно. Не помогают никакие средства. Ни затычки, ни лекарственные препараты. Да он и не хочет лечиться. Говорит, что у меня галлюцинации. Поэтому удается поспать только урывками или тогда, когда Марк на работе, он водитель на большом грузовике. Но тоже недолго – я работаю волонтером в приюте для мигрантов из Сирии. А у него очень сложная работа, поэтому он должен высыпаться. Так что я живу немножко наоборот.

Секундная трагедия в глазах несчастной женщины сменилась озорной улыбкой:

– Зато, по ночам я много читаю, и самые лучшие произведения пересказываю потом Марку. Он стал намного образованнее.

Я подавленно молчал.

– Лана, но почему бы не сказать Марку? Простите, это глупо. Вы же понимаете, из-за того, что вы не спите, ваш организм всегда в стрессе. Отсюда и тремор! Не будет храпа, не будут трястись руки!

Она грустно посмотрела на карманы сарафана, в которых прятались руки:

– Ну что вы! Во-первых, это не так. Тремор наступил много раньше, еще в детстве. Во-вторых, его забота обо мне помогла ему вырваться из алкогольного плена, он очень сильно прогрессирует.

А в-третьих, – она вдруг взглянула на меня обреченно, – как только пройдет тремор, я вновь никому не буду нужна. Нет, никто не должен знать! Это наш с вами секрет, окей?

Еще одна русская душа… Теперь понятно, откуда столько русских классиков в голове дальнобойщика.