шевельнув ни одним крылом, в коллективном порыве навстречу смерти… У него до сих пор стоял в ушах отвратительный звук, с которым их тела разбивались о мостовую в Сент-Финбар. В действительности он совсем не понимал, что произошло на его глазах. Он сразу же начал расследование, опасаясь настоящей утечки газа, но через полтора часа тщательных поисков вся команда отвергла эту гипотезу. Итан Кобб переключился на более срочные дела, а парень с местной живодерни вычистил асфальт под испуганными взглядами местных жителей.

– Отец Мейсон считает, что наш город стал пристанищем разврата этим летом, и нам предстоит искупление…

– Эдгар, – перебил его Итан, – смотрите лучше на землю и следите, куда наступаете. Было бы досадно наступить на кусок мистера Вальдеса и запачкать ваши брюки.

Полицейского передернуло от его слов, и Итан поспешил ретироваться. Впрочем, долго отдохнуть не удалось, потому что теперь к нему подошел шеф Уорден.

– Что еще за история с пищевым отравлением, которую вы поручили Седильо?

– Доктор Лайман опасается, что оно могло иметь место, слишком много пациентов с похожими симптомами.

Уорден кивнул. Тонкие седые усы дрогнули в полумраке. Он дернул подбородком в сторону трупа:

– А насчет этого, чтобы до выходных вы сдали отчет.

– Было бы неплохо подождать результатов анализов, чтобы подшить к делу. Вам так не кажется, шеф?

Уорден пробурчал под нос нечто неразборчивое, потом с недовольным видом согласился.

– Ладно, занимайся анализами, но чтоб дело было закрыто, ясно? Меньше всего я хочу, чтобы нагрянул этот чертов Марвин Честертон и совал нос в наши дела!

Марвин Честертон был салемским окружным прокурором, который отвечал за весь район. Уорден ненавидел его еще сильнее, чем Макс Эдгар боялся дьявола. Честертон был заправским демократом, сторонником либеральных идей, и Уорден считал его слишком слабым начальником, который набрал свою команду больше по политическим убеждениям, чем по профессиональным качествам. Для Уордена все эти либералы являли собой упадок нации, от них все беды. Итан подозревал даже, что его начальник способен пойти на сделку с совестью и скрывать правду, лишь бы дело не выглядело настолько важным, чтобы потребовалось вмешательство Честертона.

– Кобб, раз вас так волнует смерть мистера Вальдеса, поручаю вам проследить за подъемом тела. Мы пойдем, это нездоровое место, – произнес Уорден, пиная пробежавшего мимо крупного краба.

Итан провел под настилом набережной еще два часа, на влажном воздухе, вдали от солнца, пока выносили останки Купера Вальдеса. Он вышел последним и заметил Нормана Джеспера, который все еще был здесь и сидел на песке, глядя на прилив. У его ног спал пес. Норман был в состоянии шока от пережитого ужаса.

– Вам следует вернуться домой, мистер Джеспер.

Не отрывая глаз от горизонта, мужчина медленно произнес глухим голосом:

– Я никогда не забуду, что я там увидел.

– Мне очень жаль.

– Я был тут тысячу раз: мальчишкой, подростком, взрослым – на этой набережной. У меня столько прекрасных воспоминаний! Но теперь до конца жизни каждый раз, как я вернусь сюда, я буду видеть этого беднягу, съеденного крабами.

Итан дружески положил ему руку на плечо. Он хотел бы сказать, что со временем воспоминание померкнет, но не смог солгать. В самом деле, кошмар прилипал так, что избавиться от него было труднее, чем от пятна красного вина на белой ткани. Ужас навязчив и неотступен. С течением недель и месяцев видения Купера Вальдеса, искромсанного и сожранного, потускнеет. Но каждый раз, когда привычное место заставит Нормана Джеспера вспомнить пережитое, этот ужас снова оживет со всей неумолимости и в полную силу, с отвратительными запахами и далекими звуками. Видение смерти оставляло неизгладимое впечатление, тем более что рано или поздно никому ее не избежать.

– Но вы можете себе сказать, что оказали ему услугу. Благодаря вам он не сгнил здесь в одиночестве, но ляжет в могилу. Благодаря вам он обретет вечный покой.

Итан не имел ни капли религиозных убеждений, но знал, что эти слова будут иметь смысл для его собеседника. Норман Джеспер кивнул с тяжелым вздохом.

Итан попрощался, и они разошлись, как старые друзья, которые знают, что никогда больше не увидятся. Потом он свернул в сторону пристани и дошел до «Банши». Ему необходимо было опрокинуть кружечку в живом, шумном окружении. Он устроился за барной стойкой, заказал пинту ирландского стаута «Murphy’s» и осушил первым глотком едва ли не половину. В глубине бара играла песня тоби Кейта «I love this bar», и Итан улыбнулся при мысли, что музыка обращается к нему. Потом он увидел за столиками пару, которая заканчивала поздний обед. Эшли Фостер с мужем. Она была как всегда обворожительна, с рассыпающимися по плечам черными локонами, он – довольно красивый тип, небритый, накачанный, с ямочкой на подбородке. У Итана екнуло сердце. Он сжал стакан. Он почувствовал грусть, смешанную с ревнивой завистью, и сам ненавидел себя за это. Он хотел бы сидеть на лавочке на месте этого мужа, говорить ни о чем, чувствовать, что под взглядом женщины существуешь по-настоящему, брать ее за руку, слушать, как она пересказывает последние услышанные в баре сплетни. И знать, что вечером они лягут в постель бок о бок, соприкасаясь пальцами ног, и каждый погрузится в блаженный сон человека, который знает, что он не один. Конечно, семейная жизнь – не одна сплошная идиллия, приходится притираться, решать противоречия, всегда есть и ссоры, и обязательства. Итан знал все это по своей жизни с Джанис, но сейчас, когда он уже два года как жил один, он почти скучал даже по ссорам. По крайней мере, тогда он чувствовал себя живым.

Муж листал что-то в телефоне, а Эшли рассеянно играла с остатками салата на тарелке. С той минуты, как он их заметил, они не обменялись ни единым словом. Хватит на них пялиться, тебя примут за извращенца…

Итан сделал глоток пива и окинул взглядом бар, прежде чем вернуться к своему объекту наблюдения. Официантка унесла пустые тарелки, но никто не нарушил молчания. Муж Эшли доедал десерт, не отрывая глаз от экрана.

Итан вдруг заметил, что Эшли на него смотрит, кивнул из вежливости и тут же уставился в стакан. Зазвонил мобильник, и он поблагодарил провидение за столь своевременный повод отвлечься.

– Лейтенант, это Седильо. Я нашел этого парня с радио, о котором мы говорили, он на месте, вы сможете увидеть его вечером, когда вам будет удобно.

– Спасибо, Сезар. Что-то новое насчет доктора Лаймана?

– Я опросил пациентов, которых он мне указал, каждого. Но не нахожу ни одной общей точки пересечения между ними. Один закупается исключительно в Салеме