получил 44 % голосов избирателей в рабовладельческих штатах, ему удалось победить в одном лишь Мэриленде. Фримонт же победил во всех самых северных штатах — в Новой Англии вместе с Мичиганом и Висконсином — с преимуществом в 60 % голосов избирателей против 36 % у Бьюкенена и 4 % у Филлмора. Преобладание республиканцев в вотчинах янки, таких как Верхний Нью-Йорк[313], северные части Огайо и Айовы, принесло Фримонту победу и в этих штатах. Решающая борьба развернулась в штатах, лежащих южнее: Пенсильвании, Индиане, Иллинойсе и Нью-Джерси. Пенсильвания плюс любой из названных штатов или все минус Пенсильвания приносили Бьюкенену президентство.

Демократы и сосредоточили свои усилия на этих штатах, где они выставляли себя консервативными приверженцами сохранения Союза и альтернативой экстремистам-республиканцам. Во время этой кампании мало кого интересовали прежние споры о банках, «внутренних улучшениях» и тарифах. Да и недавние вопросы нативизма и трезвости по большому счету что-то значили лишь на местном уровне.

Разумеется, демократы не преминули заклеймить республиканцев как новых вигов, стоящих за банки и протекционистские тарифы, или как фанатичных наследников партии «ничего не знающих», однако ключевыми проблемами были рабство, расовый вопрос и — прежде всего — судьба Союза. По этим вопросам демократы Севера могли отстаивать свои позиции не столько как защитники рабства, сколько как защитники Союза и белой расы от разрушительно настроенных «черных республиканцев».

Демократы обвиняли фанатичных янки в регионализме, что, в общем-то, было правдой. Тандем Фримонт — Дейтон появился лишь в четырех рабовладельческих штатах (все на Верхнем Юге), и в них республиканцы получили меньше 1 % голосов. Демократы предостерегали, что если Фримонт единогласно победит на Севере, то Союз рухнет. Как считал сам Бьюкенен: «„Черных республиканцев“ необходимо… смело критиковать как сепаратистов и повторять это обвинение снова и снова»[314]. Южане также подливали масло в огонь, угрожая выйти из состава Союза в случае победы республиканцев. «Избрание Фримонта, — заявил Роберт Тумбс, — может стать концом Союза, и оно им станет»[315]. Когда сентябрьские выборы в легислатуру штата Мэн закончились триумфальной победой республиканцев, губернатор Виргинии Генри Уайз привел свои воинские формирования в боевую готовность, а в частной переписке заметил: «Если Фримонт будет избран президентом, нас ждет революция». Сенатор от Виргинии Джеймс Мэйсон добавил к этому, что Юг «должен не выжидать, а стремиться к немедленному, абсолютному и окончательному отделению»[316].

Эти пророчества не пропали даром. Многие влиятельные виги, включая последователей Генри Клэя и Дэниела Уэбстера, объявили о своей поддержке Бьюкенена как единственного гаранта сохранения Союза. Даже тесть Фримонта Томас Харт Бентон, несмотря на ненависть к верхушке демократов, убеждал своих сторонников отдать голоса Бьюкенену. Другие виги-консерваторы в спорных штатах, таких как Нью-Йорк, Пенсильвания и Иллинойс, голосовали за Филлмора (чью кампанию демократы негласно помогали финансировать), раскалывая таким образом антидемократический электорат и способствуя тому, чтобы два последних штата встали под знамена Демократической партии.

По словам демократов, победа республиканцев могла не только разрушить Союз, но и создать угрозу главенству белой расы как на Юге, так и на Севере по причине нарушения баланса рабства и межрасовых отношений. «Черные республиканцы, — обращалась к избирателям демократическая газета в Огайо, — [намерены] спустить с цепи… миллионы негров, которые станут расталкивать вас у мастерских, создавая конкуренцию всем честным труженикам». Демократы из Питтсбурга видели главную проблему в дилемме «белая или черная раса», потому что «одной из целей партии, поддерживающей Фримонта», является «совершенствование африканской расы в нашей стране, дабы она добилась окончательного равенства с белыми людьми в политическом и экономическом отношении». Демократы Индианы организовали шествие девушек в белых одеждах, несших плакаты, на которых было написано: «Отцы, спасите нас от черномазых мужей!»[317]

Подобные обвинения в расколе Союза и пропаганде расового равенства перевели республиканцев в партер. Тщетно они обращали внимание, что настоящими сепаратистами являются как раз южане, угрожающие выходом из Союза. Тщетно убеждали общественность в том, что никоим образом не намерены «совершенствовать африканскую расу, дабы она добилась окончательного равенства с белыми людьми». Наоборот, объясняло большинство из них, основной целью недопущения рабовладения на новые территории является защита белых поселенцев от губительной конкуренции черных работников. Для опровержения несостоятельных обвинений в эгалитарном аболиционизме в свободной «конституции» Канзаса, например, было прописано положение, исключающее права как рабов, так и свободных негров. Лаймэн Трамбулл так обращался к съезду республиканцев: «Мы собрались здесь не столько для благоденствия негров, сколько для защиты белых тружеников, для защиты нас самих и наших свобод». Такие аболиционисты, как Льюис Тэппен и Уильям Ллойд Гаррисон, осуждали Республиканскую партию именно за то, что в ней «нет места рабам или свободным чернокожим… Ее моральные принципы… ограничены 36°3<Ус. ш… это „цветная“ партия, причем исключительно для людей белого цвета, а не любого иного»[318].

Но республиканцам с их опровержениями не удалось убедить тысячи избирателей из граничащих с южными северных штатов, что их партия вовсе не община «черных республиканцев», движимая «первобытной и фанатичной любовью к черной расе»[319]. Демократы могли назвать многих республиканцев, которые высказывались в пользу равноправия чернокожих. Они заметили, что большинство тех, кто называет себя республиканцами, недавно голосовали за предоставление гражданских прав черному населению Нью-Йорка, Висконсина и других штатов и что законодатели Массачусетса, покончившие с сегрегацией в школах, сейчас поддерживают Фримонта. Демократы также акцентировали внимание на поддержку республиканцев известными темнокожими деятелями, такими как Фредерик Дуглас, заявивший, что избрание Фримонта «предотвратит установление рабства в Канзасе, ниспровергнет рабский закон в Республике… и [послужит] отправной точкой для всеобщего осуждения рабовладения»[320]. Вслед за подозрениями в сепаратизме клеймо радетелей за равноправие черных и было главным препятствием к успеху республиканцев в большинстве северных регионов.

Республиканцы отдавали себе отчет в том, что для победы они должны не защищаться, а нападать. Они понимали, что ахиллесовой пятой оппозиции является пресмыкательство перед рабовладением. «Эти эксплуататоры, — писала Ohio Republican, — стремятся превратить нашу страну в великую рабовладельческую империю, сделать размножение рабов, продажу рабов, рабский труд, распространение рабства, рабскую политику и рабский суверенитет вечным краеугольным камнем нашей государственности». Победа республиканцев, звучало на митинге в Буффало, гарантирует нашей стране «власть народа вместо власти олигархов, власть, перед лицом всего мира соблюдающую права человека, а не привилегии хозяев»[321].

Основной мишенью нападок республиканцев стал Канзас. Нужно ли говорить о «тарифах, Национальном банке и „внутренних улучшениях“ или о противоречиях вигов и демократов? — риторически вопрошал Сьюард, выступая с речью во время предвыборной кампании. — Нет, это дела давно минувших дней. Что там у нас еще? Канзас?.. О да, вот об этом и должна идти речь, и ни о