Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так в чем ты меня обвиняешь, определись уже! В том, что я взяла деньги или в том, как я ими распорядилась?! Второе, кстати, вообще не твое собачье дело!
– Ты взяла у нее деньги! – ревет он. – Взяла, заблокировала меня и свалила! Я, как идиот, примчал через два дня вместе со скорой, чтобы забрать тебя с матерью, а тебя и след простыл!
– О, так ты злишься за то, что потратил время и деньги? – дрожащим голосом спрашиваю я, как можно сильнее стараясь, чтобы вместо рвущейся наружу истерики был слышен только напускной сарказм. Осознание того, что Кир меня не бросил, а хотел все же выполнить обещание, данное мне накануне отъезда, сводит с ума. Неужели я могла так сильно облажаться? И ведь Порфирьевна говорила мне об этом, а я пропустила этот факт, потому что тогда бы мне пришлось столкнуться с той реальностью, с которой я сталкиваюсь сейчас
– Я злюсь, потому что… – он замирает на мгновение. Ноздри раздуваются, челюсти крепко сжаты, в глазах темнота. – Неважно.
–Ты женился, – негромко выдаю я.
– А что я должен был делать, по твоему мнению, Маш? Ждать тебя, пока ты нагуляешься? Пока решишь, что для нас с тобой наступило время? Открою тебе страшную тайну, – он подается вперед, и в мои ноздри вторгается его запах: древесный с терпкими нотками, еще что-то, отчего кружится голова, а во рту скапливается слюна. – Мужчина не способен терпеливо ждать свою девушку, ясно? У нас есть потребности, в которых мы не привыкли себе отказывать. Ты можешь сколько угодно убеждать себя в обратном, но правда гораздо суровее. К тому же, я не обещал тебе верность до гроба.
Я поднимаю руку и залепляю ему пощечину. Кир молча смотрит на меня, на лице ни единой эмоции, и это еще больше сбивает с толку.
– Ты сейчас не мне дала пощечину, а себе, – спокойно говорит он. – Потому что ты была той, кто поступил дерьмово. Ты продалась за пачку зелени, пытаясь оправдать это благородным поступком.
– Твоя мама сказала, что ты уже помолвлен, – говорю дрожащим голосом.
– А ты склонна верить каждой бабе, которая сует тебе деньги? Тогда у меня для тебя хреновые новости, Ягодка. Тебя так и будут по жизни наебывать.
С этими словами он разворачивается и выходит из квартиры. Я снова оседаю на диван и, спрятав лицо в ладонях, рыдаю. В моей голове перемешались все понятия «хорошо» и «плохо». В ней не осталось четких критериев оценки поступков. Как моих собственных, так и окружающих. Я как будто погружаюсь в котел с черной жижей, в которой пытаюсь плавать, но из-за того, что масса слишком густая, все, на что хватает моих возможностей, – просто держаться на поверхности.
Я оплакиваю упущенные возможности. Но не материальные. Все три года я могла бы быть счастлива. Аришка могла бы быть дочерью Кирилла. Сейчас я вижу, что он умеет заботиться, умеет ухаживать. Но между нами слишком много событий, которые препятствуют тому, чтобы мы были вместе. И имею ли я право теперь вообще рассчитывать на наше воссоединение?
Сейчас, когда я понимаю, что именно я стала той, кто предал наши отношения, внутри становится так гадко. Внутренности скручивает от боли, затрудняя дыхание. Не будь у меня Ариши и мамы, единственным моим желанием в этот момент, наверное, была бы смерть. Но мне есть, о ком заботиться, так что сейчас я лишь хочу забыться ненадолго, а потом, проснувшись, подумаю над остальным.
Отбрасываю одеяло и забираюсь под него прямо в полотенце. Заворачиваюсь как в кокон и закрываю глаза. Из-под век еще вытекают редкие слезы, но истерика уже миновала.
Глава 37
Проснувшись следующим утром, я снова разогреваю еду из контейнера и вяло жую, потому что мне нужно выздоравливать. Выпиваю лекарства и решаю прогуляться. Собравшись, выхожу в коридор. Набрасываю пуховик, но не успеваю обуть первый ботинок, как взгляд падает на комод. На нем лежит банковская карта с моим именем. Это не моя, я точно уверена. Поднимаю ее двумя пальцами и рассматриваю, как будто она способна обжечь мне руки. Отбрасываю ее назад на комод и, обуваясь, не свожу взгляда с пластика. Уже открываю дверь, чтобы покинуть квартиру, а потом снова смотрю на карточку и небольшой листочек рядом с ней. Разворачиваю его. Это счет из больницы. Но сумма закрашена, а под ней написано «Оплачено, ты мне ничего не должна». Комкаю листок и утираю слезу, которая прорвалась сквозь завесу ресниц. Подхватываю карточку, всовываю ее в сумочку и решительно покидаю квартиру.
По дороге к дому Кирилла я стараюсь не смотреть на лица людей в метро, пытаюсь слиться с массой, стать как можно незаметнее. Потому что я хочу испариться, чтобы никто не знал о том, какая борьба происходит внутри меня. Я все еще люблю этого мужчину. Все еще хочу быть рядом с ним. Но не могу себе это позволить. Я обманула его, воспользовалась и выбросила без объяснений. Нет, меня не грызет совесть. Вернись я сейчас в тот момент с теми же знаниями, поступила бы точно так же. Я ведь не могла знать, что его мать интриганка, а он, оказывается, все же хотел помочь мне. Если бы он рассказал о своей матери, все могло бы быть иначе. Тогда же у меня была только одна цель: помочь маме выздороветь. Так что меня винить тоже не в чем. И все же со стороны Кира мой поступок наверняка выглядел гадким, но он, тем не менее, нашел в себе силы простить меня.
Здороваюсь с консьержем, но тот не пускает меня дальше порога.
– Кирилла Петровича нет на месте, как и его жены. Галина сегодня тоже выходная, так что вы никого не застанете дома, Машенька.
– Может, я подожду Кирилла здесь? – киваю на кресла в вестибюле. Понимаю, насколько бредовая моя идея, потому что, возможно, ждать пришлось бы целый день. Но какой у меня выбор? Выйдя из метро,