Он покачал головой.

— Поднимай истребители с тех аэродромов, которые они не достали. Готовь ответный удар. По НАСТОЯЩИМ аэродромам, мать их так!

Когда он ушел, Маршал посмотрел на часы. Половина первого…

Сегодняшняя ночь обещала быть длинной…

* * *

Чем ближе Адмирал подводил свое соединение к силам белых, тем больше готов был признать, что у них есть шансы на успех. Мизерные, но есть. Советский флот раз в десять больше — но вооружение его самых мощных кораблей, крейсеров и эсминцев состоит из морских пушек, а у крымцев на вооружении ракеты. Они могут нанести удар, не подходя на выстрел, а советским кораблям помешают приблизиться пушки «Бофорс», которыми утыкан северный берег Крыма.

Оставалось одно: подкараулить белую эскадру на выходе из их «зоны безопасности» — а куда они денутся, выйдут! — и врезать. Всем, что есть: и ракетами морской авиации, и ракетами БО «Редут», которые уже катили из-под Николаева и Скадовска к Геническу. При наличии загоризонтного целеуказателя «Редуты» их достанут только так! И вот когда настоящий, ракетный флот Крыма будет потоплен, суда Краснознаменного Черноморского флота расстреляют из пушек все то плавучее барахло, которое крымцы приспособили под десант.

Адмирал неохотно признавал, что в его плане есть два слабых места. Первым слабым местом было то, что белогвардейские моряки наверняка не станут дожидаться выхода из зоны досягаемости своих пушек, а нанесут удар ракетами раньше, находясь там. Но, по его расчетам, один белогвардейский корабль, дав залп из всех пусковых установок, топил — это в лучшем случае — один эсминец. Эсминцев у адмирала восемь, а у белых — всего три корабля, способных потопить эсминец. Второе: есть ракетные катера, которыми можно огрызнуться уже сейчас, правда, дальность поражения у них меньше, так что катерами надо рискнуть, а скорее всего — пожертвовать: сделав залп, они будут уничтожены раньше, чем успеют отвалить. И третье: наводя свои ракеты, беляки неминуемо подставятся под Х22Р с самолетов Ту-22, которые, по расчетам адмирала, уже закончили заправляться и подвешивать вооружение и снова в воздухе…

— Ракетный залп, товарищ адмирал… — тихо сказал один из диспетчеров.

Через несколько минут Адмирал с каменным лицом выслушал доклад о повреждениях разной степени, полученных шестью кораблями, и отдал приказ ракетным катерам атаковать противника.

Советский Союз, кроме всех прочих тактических приемов, мог применить еще один: задавить супостата массой.

Ничтоже сумняшеся адмирал решил применить и его.

Адмирал ошибся. Он очень быстро понял, где. Крымские самолеты!

Да, он вызвал на помощь истребители. Но на этот раз крымцы применили ту тактику, которую с успехом применяли красные против их флота: ударили «гарпунами» из зоны прикрытия своей ПВО.

Чтобы не утомлять читателя описанием военных действий, скажем: да, Адмиралу удалось рассеять крымский десант, идущий в Керчь. Ему удалось нанести крохотной эскадре Берингера серьезные повреждения. Но это вышло далеко не так просто, как он планировал поначалу.

В пять утра корабли Черноморского флота, вернувшиеся в порты Одессы и Николаева, встали на якорь. Адмирал с приблизительным списком потерь и повреждений поехал в штаб Крымского фронта — докладываться Маршалу.

Он знал, что, несмотря на успех операции, вряд ли его похвалят. Восемнадцать катеров потоплено, двадцать шесть повреждено так, что осталось только снять команду и бросить их болтаться в Чонгаре как дерьмо в проруби, тяжело подбиты пять эсминцев, у «Головко» в борту дыра. Впрочем, грустно и немного злорадно усмехнулся Адмирал, Маршал сам же кричал, что мы за ценой не постоим…

Едва Адмирал вошел в штаб и открыл рот, чтобы поприветствовать командира, как раздался сигнал «Воздух!». По Одесскому и Николаевскому военным портам ударили «гарпунами» крымские истребители. В Одессе начался пожар, в Николаеве стремительно тонул многострадальный «Дзержинский», его всеми силами старались, пока он еще на плаву, отбуксировать в сторону от основного фарватера, который он запросто мог перекрыть. По береговым батареям и позициям установок «Редут» отработали белогвардейские вертолеты. Всем было чем заняться, всем было не до эскадры крымских кораблей, выходящих на рейд Одессы. Группа транспортных вертолетов прошла прямо над штабом ОдВО, оглушительное лопотание винтов забило генералам и Маршалу уши, так что перестрелки они не слышали — совершенно бесшумно на их глазах слетела с петель дверь, и один из офицеров охраны влетел в кабинет спиной вперед, вброшенный очередью из «МАТ», а следом за ним впрыгнул его убийца — крепкий парняга в форме качинского спецотряда.

* * *

— Белый флаг, сэр… — доложил Гусаров.

— Ага, — Верещагин опустил бинокль: в конце улицы действительно размахивали белым флагом. — Ну что, пойти побеседовать?

— Может быть, лучше я? — ровным голосом спросил полковник Александров.

— Нет, сэр, лучше я. — Арт снял свой пилотский шлем со встроенным микрофоном и передал его качинцу. — Командуйте, если… я споткнусь и подверну ногу. Гусаров, прогуляетесь со мной? И еще кто-нибудь.

— Я, — сказал невысокий светловолосый поручик. Верещагин прочитал на нагрудном клапане: «Бурцев».

— Отлично. — Верещагин достал из кармана носовой платок, беззастенчиво выломал встроенную антенну японского приемника и направился к дверям, сделав двоим знак рукой: за мной.

Они вышли на широкое крыльцо. Гусаров поднял антенну и в ответ советскому парламентеру помахал белым флагом. Крыльцо с советских позиций прекрасно простреливалось — значит, просматривалось тоже хорошо.

Артем уловил белое мелькание — советский офицер тоже махал в ответ: увидел и понял.

— Идемте, — они начали спускаться по лестнице.

Под ногами хрустели кирпичная крошка и осколки. Боковым зрением Верещагин видел за оскалом выбитых окон редкие белые пятна лиц. Обычные, ни в чем не виноватые люди, которых спозаранку разбудили сирены, гул вертолетных винтов и пальба. Сейчас они лежат на полу в своих квартирах, втискиваясь в ковры, паркет и линолеум, прижимая к себе дрожащих детей, напуганных настолько, что они даже плакать не могут…

…Точно так же, как это делали чуть больше недели назад обыкновенные, ни в чем не виноватые крымцы…

Один раз они услышали то ли стоны, то ли долгие громкие рыдания. Другой раз — надрывный плач младенца. Белых лиц в окнах становилось все больше.

— Да не высовывайтесь же, дураки… — не выдержал, прошептал Гусаров.

— А не шарахнет ли по нам кто-то из винтовки с этих верхних этажей, — спокойно сказал Бурцев, в открытую оглядываясь. Лиц поубавилось.

— Вряд ли, — Верещагин надеялся, что его голос звучит так же спокойно и даже беспечно. — В СССР нет свободной продажи оружия.

— Ну охотничье-то водится. Заряд дроби между лопаток — это самое последнее, чего мне сейчас хочется. На вас, господин полковник, хоть бронежилет надет… Лучше бы вы и шлема не снимали.