Увы, карьера в советской армии находилась не в прямой, а скорее в обратной зависимости от боеготовности вверенного соединения. Командир, серьезно готовящий войска, получает нагоняй за перерасход патронов, снарядов и горючего, внешний вид солдат и неважно убранную территорию части. Плевать, что покрытая краской в семь слоев техника горит как свечка — зато вид на параде имеет молодцеватый. Плевать, что измотанный дурной работой солдатик не знает, с какого конца браться за пулемет, — зато пуговицы и сапоги блестят. Плевать, что между старослужащими и «молодыми» нет никакой боевой спайки, а есть только взаимная ненависть — важен лишь вид «красного уголка».

Объявленная готовность номер один выразилась лишь в том, что перестали отпускать в увольнительные и начали отдавать под трибунал за «самоходы», отчего психологический климат в дивизиях отнюдь не улучшился. Но даже после этого Шарламян и Дударев пребывали в расслабленном состоянии, поскольку их дивизиям отправиться в Крым не грозило. В ближайшее время, во всяком случае.

И тут беляки, суки такие, взяли и высадились…

Оба комдива узнали об этом из телефонного звонка — связист штаба фронта успел, прежде чем качинские коммандос захватили штаб. После короткой паники и хапарая генералы сообразили, что никаких приказов не поступало. Где беляки, кроме Одессы, откуда они, сколько их — об этом ничего не было известно. Обезглавленный штаб фронта ничего сообщить не мог, командная цепочка была нарушена.

Помня, что инициатива наказуема, Шарламян и Дударев связались с Москвой, с Генштабом, и получили оттуда первый ясный приказ: привести дивизии в состояние боевой готовности и ждать дальнейших указаний.

Что, в общем, и так делалось.

Только в 10–15 дивизии получили приказ выступать. Такой же приказ — выдвигаться к Одессе — получила третья, скадовская дивизия (с некоторым запозданием: боялись, что высадка в Одессу — отвлекающий маневр, а настоящий десант пойдет на Скадовск).

Подполковник Сидиков успел сообщить, что силы беляков составляют что-то вроде батальона спецназа и батальон морской пехоты. На правду это было мало похоже, разве что единственной целью десанта был захват штаба фронта, и тогда беляки уже далеко. Оба комдива (независимо друг от друга) решили следовать принципу «поспешай медленно». Любую неудачу поставят в строку тебе, а соперник, учтя твой опыт, добьется успеха и сделает шаг вверх по лестнице. Ну уж нет!

У Дударева был в запасе козырь — 61-й отдельный полк морской пехоты. Уже битые в тарханкутском десанте и крепко злые на белых, ребята рвались вперед, и Дударев полностью уступил их командиру честь быть первым.

Первыми они и влетели под удар вертолетов…

* * *

— Парень, который закрывал консервы, думал, что это плов… — Рахиль ковырнула пластиковой вилкой желтую массу слипшегося жирного риса, поддела чахлый кусок курятины и констатировала: — Он ошибался…

— Скорее всего, никакой это был не парень, — заметила Рита О’Нил. — Муж моей сестры занимается поставкой продуктов на консервные заводы… Он говорит, что главные технологи производства там почти одни женщины.

— Ворчишь, а ешь, как через плечо кидаешь, — бросила Тамара.

— Конечно… — Левкович достала из коробки рациона пакетик чая, сняла со стопки бумажный стаканчик и пошла со всем этим добром к термосу. — Примета есть: если мальчики из отдела разведки запускают две «Осы», значит, с воздуха заметили выдвижение красных. Вот увидишь, не успеем мы доесть эту бурду, как нас поднимут — и вперед.

Рахиль ошиблась в сроке ненамного: почти все летчицы успели доесть консервированный плов и выпить по чашке чая. Ну а кто не успел — тот опоздал. В основном, конечно, не успели ребята из роты технического обслуживания, но они-то как раз могли вернуться к прерванной трапезе после того, как «Гусары» и «Вдовы» улетят…

Тамара надела шлем.

— Группа «Бонней», проверка связи…

— Бонней-шесть, — откликнулась Тамара. — Связь в порядке.

— Бонней-восемь, — вторя ей, пропела Рахиль. — Мэм, а кто такой этот Бонней?

— Бонней-девять, связь в норме. — Тоня Федорова. — Левкович, серость ты безлошадная. Анна Бонней — известная пиратка.

— Бонней-семь, болтовня в эфире.

— Бонней-два, а что говорить, если нечего говорить?

— Бонней-один, всем заткнуться и слушать меня. Следуем вдоль берега до Коблево. До третьего лимана, если кто-то плохо запомнил карту. Поворачиваем оттуда на северо-восток, ориентир — шоссе М-23. Рано или поздно мы на этом шоссе встретим красных. Лучше — до того, как они пересекут Березань по мосту, и лучше этот мост спалить. Задача — уничтожение боевой техники и живой силы противника.

— Мэм, вам хоть сказали, сколько там этой боевой техники и живой силы?

— Неопределенно.

— То есть?

— Левкович, офицер разведки сказал «до хрена». Сама решай, сколько это.

— Спасибо, мэм… Зная начальника разведки, я думаю, что «до хрена» — это полк.

— Левкович, — встрял в разговор один из «Летучих Гусар». — А как же тогда будет дивизия?

— Гусары, молчать!

— До хрена и больше, — не растерялась Рахиль.

Уточненные сведения догнали их уже в воздухе: авангард советских сил — действительно 61-й полк морской пехоты, усиленный разведывательным батальоном. Слава Богу, никто не требовал от вертолетчиков громить авангард в одиночку. А-7, известные в первую очередь точностью бомбометания, раздолбали два моста через Березанку, полк скучился у переправы. Первый удар крымских вертолетов по колонне нанес большой ущерб, но «Шилки» сбили трех «Воронов» и одного «Кречета». Второй заход был сорван эскадрильей «МиГов», которая уничтожила еще четыре «Кречета» и посбивала бы все вертолеты, если бы не «Сапсаны» с «Севастополя». Придерживаясь своей всегдашней тактики hit and run, они ударили по численно превосходящим «МиГам» и два сбили, потеряв один самолет, после чего вслед за вертолетами смылись с поля боя (если полем боя можно назвать небо).

Через час инженерно-строительный батальон 150-й дивизии подоспел к месту действия и навел переправу через Березанку (БМП морской пехоты переправились и так, но следом двигались два мотострелковых полка, штаб дивизии и зенитно-ракетный полк).

В 13–40 авангард дивизии подходил к Коблево…

* * *

Капитан подарил ему небо. Холодное, лиловое небо, темное даже днем, а ясной ночью засыпанное такими звездами, что крымские звезды после этого кажутся блеклыми, как витрина «Дофин Ор» рядом с витриной «Тиффани»…

Такое огромное небо, что глаз бессилен ухватить его край…

Шамиль не представлял себе, как большие и важные люди начинают верить в необходимость этих экспедиций, как Верещагин умудряется растопить их заиндевелые извилины, чем он наживляет крючок и как подсекает, — это была загадка. Верещагин умел убеждать и уговаривать, Берлиани знал, с кем нужно говорить и был вхож к этим людям, Дядя Том был незаметным, но надежным организатором, а также скрупулезным казначеем всех экспедиций. Шамиль умел только одно: работать на стене — в любых условиях, лед там или снег, мороз или беспощадное солнце. Костяк команды. Остальных набирали по мере необходимости: за возможность пройти по сказочным Гималаям ребята из батальона готовы были драться. Отбирали лучших: пятнадцать человек из трехсот — все хотели быть лучшими! Дух непрерывного состязания сочетался с духом команды: нужно было слышать, как солдат четвертого батальона говорил: «наш батальон»…