– Да, да, иду, иду, – наконец отозвался Николай, но все никак не мог окончательно прийти в себя.

Он медленно поднимался за Крисом Иванычем, но цель, ради которой пришел сюда, отодвинулась куда-то на второй план. Хоть и обладал Николай довольно оригинальным и своеобразным способом мышления, другими словами, был не дурак, но его мозг, образно говоря, не отягощенный большими знаниями, никак не мог осилить увиденное на глобусе. В голове проносились беспорядочные мысли, не желавшие уложиться в какую-нибудь стройную форму.

Конечно, Николай кое-что слышал о теории жизни на Земле в другом измерении, о параллельном мире. Он понимал это так: когда на той же планете живут другие люди, которых мы не видим; находятся одни и те же континенты, а на них идет разная жизнь, природа, живая и неживая, совсем другая; или, например, вода в одной и той же реке может быть в одном случае грязной, а в другом измерении чистейшей. Такие вот странности. Значит и пляж на берегу реки, где он впервые появился, существует и там и здесь. Эти незатейливые умозаключения мелькали в голове Николая.

Но все же понятней и правдоподобней ему казалась другая версия. Он действительно на той же Земле, но машиной времени перенесен на пару или тройку тысяч лет вперед. Зачем? Возможно, что-то не совсем так пошло и даже совсем не так, как задумали Создатели, не по их предначертаниям, что-то там однажды сбилось и вышло из-под контроля. И теперь им понадобилось ввести сюда какое-нибудь лицо из прошлого, из времени, когда случился сбой, тогда, возможно, все снова встанет на место.

И даже в том случае, если это все же параллельный мир, то тоже выйдет польза, лицо, будучи возвращенным в свой мир, обо все расскажет, и хоть и учит история, что она ничему не учит, но, возможно, люди и не повторят ошибки.

«Но почему выбор пал именно на меня, неужели нельзя было подобрать кого-нибудь поумнее? – подумал Николай и тут же сам себе ответил: – А почему поумнее, может быть, как раз такой ду… (не стал себя не слишком хорошо определять и смягчил) …чудак тут и нужен».

– Итак, я нужен. Кому? Ясно кому, тому, кто меня перебросил, будем условно говорить – Создателям. Зачем? Это очень важно, но не спросишь же у них. Придется самому соображать, попробуем призвать на помощь логику: значит так, не важно, где я: на похожей ли планете, в другом ли измерении или на родной Земле в будущем, но цель более-менее прояснилась – чем-то я смогу помочь Создателям. Идем дальше. Меня взяли из мира, где другая определенная вера. Из страны, где живут христиане, мусульмане, кто еще? Ну, буддисты, иудеи, хотя их можно не брать в расчет, их мало, и им везде хорошо, наверно, даже здесь жили бы припеваючи. Итак – христиане, мусульмане, буддисты, а еще точнее, им понадобился христианин православный, иначе могли бы привезти какого-нибудь католика или там протестанта. Действительно, я хоть и не сильно верующий, но если посмотреть на прожитую жизнь, то можно увидеть – заповедей не нарушал… в основном… буду уж честен, только одну – жене изменял. Но это, наверно, не самый большой грех – раз простилось, и меня все же призвали на помощь.

Исходя из такой логики, призван я помочь восстановить старую веру, а она была, староверовский священник подробно все рассказал. Получается, что бороться мне надо с правителями – они же уничтожили старую веру. Да!.. Уф… – от большого напряжения громко выдохнул он. – А я их еще пока даже не видел, и что я смогу один сделать, правда силы мне добавили, ну и что, мне идти их убивать?

Ох, как все сложно, не для моих мозгов такая работа, дальше жизнь сама покажет, что делать, и перестань заниматься не своим делом, а займись текучкой, осек себя Николай в своей обычной шутливой манере, имея в виду Антона и Дашу. После последних умозаключений выходило, что это одна из его обязанностей.

Тут как раз они вошли в библиотеку, и Крис Иваныч подвел его к столику, где отдельно сидели двое.

Один из них был Дашин отец, молодой красивый шатен лет сорока или пятидесяти. Вторым оказался известный психиатр Иван Иваныч. Это был высокий, сутулый, уже достаточно поживший человек с аккуратной, красиво остриженной черной бородкой. В волосах его еще не было седины, и поэтому Николай, уже начавший привыкать к определению здесь возраста, дал ему восемьдесят или сто лет.

Крис Иваныч был знаком с обоими, и даже больше, находился в приятельских отношениях. Когда Николай представился как друг Антона, Сергей Ильич обрадовался и сказал, что он приехал очень кстати, что сам собирался посетить деревню, Даша очень больна, вот профессор говорит, что почти неизлечимо, но все же есть один вариант, и его можно попробовать. Но дело слишком деликатное, и самому Антону лучше не знать всех обстоятельств, а ты, Николай, как его друг, очень можешь помочь.

Николай, слушая такое вступление, ничего не понимал и про себя подумал: «Что он мне тут лепит, какая болезнь, у них давно нет никаких болезней, а в данном случае родные Даши просто придумали ее, не желая породниться с простым человеком». И он, не очень вежливо прервав Сергея Ильича, прямо так и спросил:

– Что вы говорите, какая болезнь, у нас их давно нет. Лучше бы вам честно назвать причину разрыва, мы с Антоном хоть и простые необразованные люди, но поймем, и Антон никогда не станет навязываться.

– Это хорошо, что ты переживаешь за друга, но все гораздо сложнее, чем ты думаешь.

И они рассказали ему обо всем, что уже знает читатель, о смертоносных чипах, вшиваемых каждому интеллигенту при рождении, о болезни Даши, начавшейся сразу, как только она узнала о причине, по которой ей нельзя быть вместе с Антоном, но об этом уже говорил доктор.

– Ты прав, – сказал он, – все телесные болезни давно досконально изучены и побеждены. Но бывает недуг душевный, всегда возникающий неожиданно и для определенного сорта людей, трудно поддающийся лечению. Психиатрия очень тонкая штука. Вот возьмем такое, еще существующее явление, как алкоголизм, хоть изобретены и вводятся определенные добавки во многие алкогольные напитки, которые нейтрализуют нервные клетки, ответственные за привыкание к алкоголю, но на наиболее крепкие напитки эти добавки не действуют. И те, кто их употребляет, становятся алкоголиками. Прошу простить за профессиональное отвлечение: к делу это не относится.

Профессор сказал это как бы для разгона, чувствовалось, что он понимает толк в профессии и гордится этим.

– В нашем же случае, – продолжил он, – болезнь еще серьезней, ей даже трудно подобрать название. Ее никак нельзя назвать шизофренией или какой-то манией, скорее можно квалифицировать как апатия к жизни. Ей подвержены люди с тонкой психикой, воспитанные на определенных идеалах и принципах. Такие люди встречаются очень редко, и если они полюбят, то на всю жизнь. А когда вдруг в одночасье все рушится, происходит срыв и полностью теряется всякий интерес к жизни. Даша замкнулась, ушла в себя, почти не разговаривает, ей стало безразлично здоровье, пропал сон, аппетит, она на глазах тает и чахнет, уже сейчас, всего через двадцать дней, ты, Николай, ее не узнаешь, и это в конце концов неизбежно приведет к летальному исходу. Снова обратить ее к жизни можно только одним способом: вернуть любимого человека, но это чревато тем же исходом.