— Товарищ следователь... — Голос опять подвел Шамару. — Неужели вы можете... Неужели вы думаете, что я... Не мог я убить человека, понимаете, не мог!.. Кто хотите, но не я!..

Он стоял перед Антоном, сжав кулаки и втянув голову в плечи, словно перед броском. Его трясло, кожа на скулах напряглась.

— Экспертиза покажет, — буркнул Жудягин. — Идемте есть, Шамара. После обеда отдадите ключи от машины участковому. Да возьмите себя в руки, черт вас возьми! — громким шепотом произнес он.

«Не знаю пока, убийца ты или нет, но что подлец и трус, давно не секрет, — думал он, шагая по двору следом за радистом. — Эти признались, а прикончил начальника, скорей всего, ты. Айна тебя покрывает, она наверняка слышала, как ты дрался, как сбрасывал человека с обрыва и как следы заметал. Оттого она и прятала труп в песках, дурочка наивная. Небось ты и подучил ее взять вину на себя... И как я только зевнул! Допустить, чтобы они перестукивались, это ж такой ляп... Он ее, конечно, легко убедил: тебе, мол, простят, ты оборонялась, а мне — каюк. Она и поверила, любит его до смерти. Именно, что до смерти».

Под навесом Сапар, поблескивая желтым черепом, вовсю орудовал черпаком, разливая по мискам дымящееся варево, в котором можно было различить вермишель, помидоры и волокна говяжьей тушенки. Пахло, впрочем, достаточно аппетитно. Антон занял место на одной лавке с Шамарой, напротив уже сидели Огурчинский и Кульджанов. Юрий энергично жевал помидор с хлебом, Кадыр смущенно посмеивался, не прикасаясь к еде. Не было лишь Айны, однако вскоре в дверях мелькнуло ее фиолетовое платье. Через полминуты она проскользнула под навес и села на самый краешек лавки, наискосок от Жудягина.

— Шурпа-мурпа поедим, дыней будем кушать, — бормотал Сапар.

Он опустил миску перед Антоном так, что горячее варево плеснуло на стол. Следователь покосился на повара поверх очков, покачал головой и принялся за еду. От него не укрылось, что Сапар налил ему шурпу похуже — со дна, совсем без жира и без мяса.

«Считает, что я во всем виноват, — про себя усмехнулся Антон. — Переживает за друзей. Глядишь, тоже признается, скажет, что он убил».

— Сапар, ты в казане ноги не мыл? — явно ерничая, спросил Огурчинский.

— Ишак ты! — возмутился Сапар и даже взмахнул черпаком. — Как дам!

— Дух весьма чижолый, — пояснил Юрий и нагло подмигнул следователю.

«Бравада твоя, милок, понятна, — подумал Антон. — Ты ведь в своих глазах — герой. Сам черт тебе не брат. Но если преступление совершил Шамара, на кой тебе было клепать на себя? Понятно, что из-за Айны, в которую ты, видать, здорово втюрился. Ну да, разумеется: ты ведь уверен, что Шамара появился лишь утром, ты ведать не ведаешь, какие против него улики. А если вот возьму и сообщу обо всем? Не пойдешь ли на попятную?».

Было слишком жарко, чтоб Антон мог съесть полную миску шурпы. Он не одолел и половины, взял огурец, разломил и, макнув в соль, надкусил. Тишину нарушили лишь прихлебывания да звяканье ложек.

«Но почему не Огурчинский? — продолжал размышлять Антон. — Предположим, он сказал правду. Тогда нелогично поведение Айны — вряд ли она взяла бы на себя вину безразличного ей Огурчинского. Стоп! А если она так и не разобралась, кто дрался на кыре? Если решила, что это был ее муж? Да, но он-то ей наверняка сказал, что ни при чем. Если они, конечно, перестукивались. А если нет? К тому же она могла не поверить Шамаре. Если глубоко уверена, что именно он дрался на кыре. Но откуда такая уверенность?»

Антон непроизвольно повернул голову к Айне, и она заметила его взгляд, хотя он тотчас отвернулся. Глаза девушки были безжизненными. Она никак не среагировала на внимание к ней следователя, продолжала механически жевать, вернее, притворялась, что жует — просто шевелила губами. Миска ее была по-прежнему полна.

«И она, как и Юрий, считает, что ее признание — это конец, последний жизненный рубеж... — Жудягин невесело усмехнулся. — Призналась, и значит — сразу в суд, в тюрьму... А дорогой Володечка ее ждет и носит передачи. Разумеется, она-то и была причиной гибели Михальникова, из-за нее весь сыр-бор... Кстати, ничего невероятного нет и в версии, что убийца — Айна. Михальников мог драться с кем угодно, а уже потом она его столкнула. Если, конечно, они не сбросили его вдвоем с муженьком. Он помчался следы заметать, а она... Она, значит, зарывать труп в песок. Фу, глупости! Нет, версия «вдвоем» не лезет ни в какие ворота. Слишком несогласованно действовали, они бы договорились».

Жудягин, задумавшись, не заметил, как Сапар принес располосованную дыню, приготовленную по-туркменски: мякоть была подрезана вдоль всей корки и рассечена на квадратики. Удобно: бери вилкой или пальцами сладкий кусочек — и целиком в рот.

— Ай, вкусная гуляби, да, Сапар? — с полным ртом пробурчал Огурчинский.

Однако Сапаркулиев и бровью не повел: прижав темные кулаки к щекам, он скорбно смотрел на Владимира Шамару огромными глазищами, опушенными мохнатыми ресницами. Антон замечал, как неприятен тому столь откровенный взгляд: даже желваки проступили у Шамары от злого напряжения.

«Неужели этот человек, так много суетившийся, лгавший, с таким усердием стряпавший себе алиби, невиновен? — опять спросил себя Жудягин. — Неужели только лишь паническая боязнь быть заподозренным толкала его на это? Но если не он, значит Айна или Юрий, а в их вину не хочется верить... Нет, Володечка, хоть ты всех запутал, все сходится на тебе... Но не уговариваю ли я себя, что это так, а не иначе?»

Антон поднялся из-за стола.

— Огурчинский и Дурдыева, — сказал он вполголоса. — Пройдемте со мной.

«Пройдемте... Эх ты, матушка милиция!» — мысленно обругал себя Жудягин.

21

...Еще три часа тащился инспектор Чарыев меж барханов и по редким такырам. За это время он сделал несколько остановок, чтоб остывал мотор, и выпил по крайней мере треть воды из двадцатилитровой канистры — воды, ставшей отвратительной от металлического привкуса и почти горячей. И когда из-за барханов вдруг вынырнул шест с полосатым конусом, Текебай даже головой на руль упал — такое испытал облегчение. Он понял, что перед ним —