котором ваш муж Владимир Шамара приехал ночью с железнодорожной станции. Не утром, а ночью, Айна!

Антон заметил, как встрепенулся Огурчинский.

— Мне думается, — непримиримо продолжал Антон, — что вы, Дурдыева, могли слышать, а может, и видеть все: и как Шамара метался по кыру, и как он заметал рубашкой следы.

— Рубашкой?! — повторил Огурчинский и засмеялся.

Голова Айны клонилась все ниже к коленям, но следователь был безжалостен.

— Ваш муж признался, что он побывал ночью на кыре. — Антон заставил себя понизить голос, а то он уже почти кричал. — И вы прекрасно знаете, Дурдыева, что Шамара возвращался на метеостанцию сначала ночью, а потом, уже во второй раз — утром!

— Интересное кино, — сипло бормотнул Юрий и шлепнул ладошками по коленкам. Он был не на шутку растерян.

— Володя не виноват... — прошептала Айна, не поднимая головы.

Слезинки падали ей на колени, растекаясь темными пятнами на шелке.

— Признайтесь, вы не подумали, что драться мог Огурчинский? Вы считали, что с начальником схватился Шамара. Так? Отвечайте?

Она кивнула, продолжая беззвучно плакать.

— Однако звук мотоцикла вы услышали уже после драки, так или не так?

Снова кивок, на этот раз сопровождаемый всхлипыванием.

— Значит, ваш муж не мог драться с Михальниковым, верно?

— Н-нет... — выдохнула радистка.

— Выходит, ваш муж появился на кыре значительно позже? Насколько позже? На час, на два?

— Н-не знаю... — Девушка потихоньку обретала дар речи, но глаза так и не поднимала. — Наверное... через два... или три...

— Где вы находились тогда?

— Там... В этом...

— Глиняном гроте?

— Да.

— Михальников был еще жив?

Теперь она смотрела следователю в глаза — смотрела с подозрением и страхом. Чувствовала, что вот-вот запутается.

— Жив был еще начальник или нет?

Гримаса прошла по лицу Айны.

— Он его уже сбросил! — Она круто повернулась и пальцем указала на Юрия. — Он его уже убил! Сам сказал! Я утром увидела начальника уже мертвого! Мертвого! Мертвого!..

Слезы быстрее побежали по щекам Айны, и она снова уткнулась носом в трясущиеся колени. Юрий Огурчинский был мертвенно бледен, даже желтизна каракумского загара не могла этого скрыть. Он напряженно слушал. Когда девушка ткнула в его сторону пальцем, он вздрогнул и поежился.

Жудягин вернулся к столу, и на листах протокола очной ставки появилось еще несколько строк. Следователь терпеливо переждал, пока Айна не успокоилась, и спросил:

— Дурдыева, так вы, значит, больше не выходили из грота после того, как убежали от Михальникова?

— Нет, не выходила, — торопливо ответила Айна, утирая слезы широким рукавом. Видимо, рыдания все-таки принесли ей облегчение.

— То есть ваш рассказ о насилии над вами и о том, что вы столкнули Михальникова с обрыва, — неправда?

— Неправда.

— Вы были в гроте все время, до самого рассвета?

— Да... Была все время.

— Однако вы слышали звук падающего тела? Кстати, в ваших первых показаниях говорится об этом.

— Да, да... Я слышала...

— А драка была значительно раньше?

— Наверное, два часа прошло. Или полтора. У меня не было часов.

— А звук мотоцикла?

Быстрый взгляд, который Айна метнула на следователя, сказал ему, что радистка вполне пришла в себя.

— Мотоцикл я услышала после того, как упало тело. Так и запишите — после того... — поспешно проговорила девушка.

— Хорошо, так и запишу. Однако же... — Жудягин повернулся к Юрию, — у вас нечто другое получается со временем. Если верить вам, то Михальникова вы сбросили почти тотчас после драки. В сущности, этот ваш толчок был прямым продолжением схватки с Михальниковым, так? Никакой паузы практически не было?

— Если верить мне, то — да, — с кривой улыбкой проговорил Юрий и уставился в потолок. На Айну он старался не смотреть.

— Выходит, что расхождение примерно на полтора-два часа. — Антон откашлялся, подумал. — Неладно у нас получается. Но все же... Кстати... — Антон потер лоб, — скажите, Дурдыева, насколько отчетливо вы слышали шум мотоцикла? Вернее так: как близко к Йылан-кыру, по-вашему, подъезжал мотоцикл? Могли бы вы приблизительно определить расстояние?

— Не знаю... — растерянно проговорила девушка. — Сейчас я подумаю... вспомню...

Только вспомнить она так ничего и не успела. За окном взревел мотор мотоцикла, и почти тотчас раздался удивленный возглас Кадыра Кульджанова: «Ай, слушай! Ты куда?!». Резкий треск становился глуше: мотоцикл выезжал со двора. «Стой!» — истошно завопил участковый. Бабахнул выстрел.

— Ой-ой-ой!.. — пронзительно взвизгнула Айна и вскочила, прижимая ко лбу ладони.

— Оставайтесь здесь! — Антон, схватив со стола папку, сунул в нее бумаги и бросился к двери.

Огурчинский метнулся к окну. Задрал край одеяла, выглянул.

— Вот и прояснилось! — выкрикнул он со злорадством и оглянулся на застывшую в отчаянии радистку.

Те же слова сказал мысленно и Антон, когда увидел участкового инспектора, который, по-журавлиному выкидывая голенастые ноги, бежал по такыру за удаляющимся на мотоцикле Шамарой. Всего несколько секунд был Володя в поле зрения Жудягина, потом его скрыли барханы. Некоторое время слышно было замирающее тарахтенье мотора, потом стало тихо.

— Ах, дурак Володька! — всплеснул тонкими руками Сапар, оказавшийся рядом с Жудягиным. Однако интонация не была ни печальной, ни тем более осуждающей.

— Товарищ капитан... Я же взял у него ключи... — задыхаясь, на ходу начал объясняться Кадыр. — Ключи вот они, товарищ капитан. И мелкашку с руля снял, у меня лежит...

На несчастном, грязном от пыли лице лейтенанта милиции Кульджанова струйки пота прочертили светлые дорожки. Иллюзия, что Кадыр плачет, была полная.

— Стрелял в воздух или?.. — быстро спросил Жудягин.

— В воздух, товарищ капитан. Я в юрте был, никак не мог думать про такой случай, — все еще тяжело дыша, сконфуженно лопотал Кадыр.

«Шляпа ты, лопух», — подумал Антон. Спросил сухо:

— Он как будто в сторону города подался?

— Да-да, на Шартауз ехал, — с готовностью поддакнул Кульджанов.

— Ладно, ничего теперь не поделаешь... — Антон махнул