не ценил жизни других людей, не воспринимал их, как равных себе, и всегда отыгрывал какую-нибудь роль, дабы все окружающие меня люди не знали моих истинных качеств. Я пользовался Фурией, играя роль хорошего парня, что готов помочь в любой момент, да отыгрывал её так хорошо, что сам в неё поверил, — издал смешок мужчина. — И это привело меня к тому, что меня предали, — кулаки его невольно сжались. — В любой другой ситуации я бы добил человека и завершил миссию, но в этот раз что-то пошло не так. Понимаете, этот парень уж чересчур напоминает мне меня: он такой же эгоист и нахал, он также смотрит на мир, как и я раньше, и он также относится к человеческим жизням, как и я. Можно сказать, что мы с ним практически полностью идентичны. От того я и не смог позволить ему умереть.

— Но для чего ты его спас? — пыталась понять служительница. — Вряд ли ты откажешься от своего кредо и своего главного идеала жизни.

— Да, я не смогу отказаться от этого, — согласился Дженсен. — Я думаю, что мне придётся попытаться его убить в ближайшем будущем, ибо я не могу себе позволить провалить задание подобным образом. Это бы перечеркнуло смысл всей моей жизни, сделало бы все мои поступки бессмысленными и ужасными в моих глазах, — первый раз в своей жизни он говорил подобное кому-то. — Что же касается моего решения… Я и сам не знаю. Пожалуй, я просто схватился за знакомый образ и не мог позволить ему раствориться.

Казалось, каждое слово Дженсена несло в себе тяжесть темных тайн и глубоких размышлений, которые проникали в самую глубину его подсознания. Женщина внимательно слушала, стараясь разобраться в сложной ситуации, в которой оказался ее собеседник.

— Ты говоришь, будто ты пытался спасти его, но на самом деле ты пытался спасти себя в прошлом, верно? — спросила она, заглядывая внутрь его души сквозь тонкую перегородку, отделяющую их.

Дженсен взглянул в её сторону с слегка удивлёнными глазами. Неожиданность в ее словах заставила его замедлить дыхание.

— Это была часть меня, которая была утрачена, — прошептал он, голос звучал еле слышно, словно отголосок прошлых сожалений. — Когда-то давно я жаждал спасения, но не было тех, кто пришел бы на помощь. Никто не вставал на моём пути, чтобы вытащить меня из темноты. И я понимаю, что стоять на краю, надеясь, что кто-то сможет протянуть руку помощи… Это нелегко понять, но я вижу это сейчас.

Служительница церкви медленно кивнула, словно она прониклась пониманием его слов. Она не пыталась просто осудить его, она старалась проникнуть в те места его души, которые долгое время оставались замкнутыми.

— Ты видишь в нем отражение самого себя, отражение прошлых ошибок и несбывшихся надежд, — сказала она, ощущая тяжесть слов, наполненных ностальгией и болью. — И ты видишь в его спасении возможность спасти того, кто был бы в твоем положении тогда.

Дженсен кивнул, словно это было осознание того, что он боялся признать даже самому себе.

— Мне кажется, что я пытаюсь исправить ошибку, которую никто не исправил для меня, — признался он.

Женщина медленно протянула руку к перегородке, словно желая дать ему поддержку, невзирая на разделение.

— Важно не повторять ошибки прошлого, но также важно дать себе возможность изменить свою историю, — сказала она, голос ее звучал как ласковый ветерок, пытающийся развеять тяжесть прошлого. — Спасение другого может быть началом спасения себя. Никогда не поздно попытаться изменить свою судьбу.

— Изменить свою судьбу? — издал смешок он. — Мне то? А у вас очень хороший юмор, сестра, — продолжал смеяться он, но смех быстро закончился. — Мне уже ничего не изменить в своей истории. Я навсегда останусь подонком, что лишь вредил миру, отнимая у него жизни, и при этом я ничего не смог дать этому миру взамен, кроме хаоса, трагедий и убийств, — он поднял голову вверх и прикрыл глаза. — Я прожил плохую жизнь, сестра.

— Все мы прожили плохую жизнь, Дженсен, — в ответ произнесла женщина, — Все мы грешим. Но я тебя знаю.

— Боюсь, что вы ничего обо мне не знаете.

— В этом и проблема — ты не знаешь себя.

— И как это понимать?

— Да как хочешь. Каждый раз, когда ты приходишь поговорить со мной, ты открываешь мне душу и раскаиваешься в плохих делах, что совершил. Делая это, ты уже лучше того, кем видишь себя в своих глазах.

— Я потерял всё, сестра, — не сдавался Дженсен. — У меня была девушка, которую я любил, и я своими руками лишил её жизни. Мама моя умерла из-за того, что я был слаб, из-за чего не смог спасти её от рук отца. А сам отец… погиб на моих глазах, и я был чертовски рад этому, ведь именно я и лишил его жизни.

— Жизнь полна боли, — слегка дрогнувшим голосом произнесла служительница. — Но в ней также есть любовь и красота.

— И что мне делать с этим? Что мне делать с тем, что я должен убить этого парня, но при этом не могу? Как мне правильно поступить?

— Поступи так, как велит тебе твоё сердце, Дженсен, — озвучила она весьма шаблонный для такого места ответ.

— И как мне его услышать? — искренне не понимал мужчина.

— Просто поверь в собственный разум и силы, и тогда ты поймёшь, какое твоё действие будет правильным.

— Но я до сих пор ни во что не верю.

— Я тоже не всегда верю, — издала смешок женщина, — Но потом встречаю множество самых разных людей в этом месте, и всё становится на свои места.

— И что это значит?

— Ты не такой плохой, как думаешь, Дженсен. Прямо сейчас ты ясно видишь всю свою жизнь, и это поможет тебе сделать правильный выбор. Ты видишь свои прошлые ошибки, понимаешь свои прошлые желания и осознаёшь всю тяжесть тобою сделанного. Это может стать прекрасным катализатором для первого и по-настоящему доброго дела в твоей жизни, и я с уверенностью полагаю, что ты уже начал идти по этому пути, а это значит, что катализатор уже сработал.

— Шанс на искупление, да? — задал риторический вопрос Тодд, покачивая головой с болезненным выражением лица. — Полагаю, я и сам