меня заставить двигаться вперёд, даже если это не будет иметь какого-либо смысла. Защитная реакция мозга? Очень на неё похоже.

Вскоре тёмная сущность затихла. Это означало, что я скоро пробужусь ото сна. «Тень» всегда покидала мой разум незадолго до того, как я проснусь, так что нужно быть готовым, что тьма перед моими глазами скоро рассеется. Правда… пробуждаться не хотелось. Осознание того, что всё это время я был наивным глупцом, по вине которого случились ужасные вещи, сильно било по мне, и внезапная смерть бы точно смогла решить эту проблему. Вернее, мне от этого бы стало хоть немного легче, ведь мёртвым не нужно думать о том, что происходит в мире живых.

Но, увы, всякий раз, когда я желаю не проснуться, я всё же просыпаюсь. Так будет и в этот раз, так что… пора готовиться.

— Ты справишься, — подбадривал меня детский голос. — Не сдавайся!

Ребёнок же не покидал мой разум вплоть до моего пробуждения. Это было очень странно и чертовски мило. Эта сущность, казалось, переживала за меня, переживала за мою судьбу и за будущее. Я не мог заметить у неё злых намерений, в отличии от той же «тени», в словах которых проскальзывала злая и эгоистичная мысль. Было очевидно, что ей было очень нужно, чтобы я вернулся в своё прежнее состояние, но вот для чего — неясно. Ребёнок же… был ребёнком — с чистым сердцем и без злого умысла. Ему мне действительно хотелось верить, хоть он мне ничего и не обещал.

— Не дай ему победить.

* * *

— Слушай, давно хотел у тебя спросить, — в очередной раз решил сменить тему разговора Дженсен, идя рядом с Сином. — Как у тебя получилось так хорошо выучить английский? Учитывая то, что ты являешься японцем, отсутствие какого-либо акцента кажется очень странным и даже невозможным.

Айкава же тяжело вздохнул, поправляя медицинскую маску чёрного цвета на своём лице. В данный момент они шли по оживлённой улице, и ему не очень хотелось, чтобы кто-то из этой толпы людей узнал его. Он применил максимум маскировки, на которую только был способен: вышеупомянутая маска, скрывающая нижнюю половину лица, белая кепка, что скрывала небольшую часть головы и лба подростка, почти полностью закрытая одежда, состоящая из красной куртки, под которой виднелась чёрная толстовка без рисунков, спортивных штанов тёмного цвета и такого же цвета кеды. Конечно, костюм был не из лучших, но, по крайней мере, по нему людям вряд ли сразу придёт в голову, что тот, кто в него был одет, является самым разыскиваемым злодеем последнего времени.

Дженсен же вообще не волновался насчёт своего внешнего вида: открытое лицо, самая обычная одежда чёрного и зелёного оттенков и спортивная сумка на плече, в которой могло находиться всё, что только душе угодно. Вид мужчины очень злил подростка, ведь из-за него их могли быстро вычислить. Син сомневался, что лицо его взрослого друга не знает большая часть города, ибо они вдвоём скрывались от героев и полиции в тот день, когда ими же была убита Звезда и Полоса, и этот факт очень напрягал длинноволосого парня.

Тем не менее никто не торопился кричать, звать героев и полицию или же вступать в бой при виде бывшего солдата, что давало понять, что его портрет не был так сильно распространён, как портрет того же Айкавы, при виде которого все точно сойдут с ума — и это явно не в добром смысле.

Немного обдумав свои слова, парень разомкнул уста и не очень громким тоном начал отвечать своему собеседнику:

— Нас обучали совершенству в языках. Каждый день нас заставляли идеально выговаривать слова иностранного происхождения, и мы получали наказание, если делали что-то неправильно. В добавок, у нас были первоклассные преподаватели, у которых имелись причуды, что помогали внушать нужные знания другим. Полагаю, это в какой-то степени помогло нам изучать языки идеально.

— Вы изучали не только английский и японский? — удивился мужчина.

— Нас заставляли учить самые распространённые в мире языки: английский, китайский, испанский, хинди, арабский, португальский и даже русский, — с лёгкостью перечислил Син. — Всё это было для того, чтобы нас можно было внедрить в любую страну в качестве скрытых агентов и универсальных солдат.

— И ты действительно знаешь все эти языки? — не мог поверить в такое Дженсен, а ведь он тоже являлся своего рода солдатом.

— Некоторые из них успели слегка позабыться мною, но большинство я всё ещё знаю в совершенстве. Полагаю, это помогло мне в этом месте. Если бы у меня изначально был акцент, то это бы вызвало подозрения на самых первых этапах моего появления в этом городе, а это бы, в свою очередь, усложнило мою задачу с получением временного жилья, пополнением провианта и всё в этом роде.

— Но как же твои азиатские черты? Ты можешь обладать идеальным произношением, но при этом внешность всё равно будет выдавать тебя.

— Тут же играет роль моя причуда, — усталым голосом произнёс Син. — Иногда мне приходится слегка корректировать своё лицо при помощи неё, но это не так уж необходимо. По сути, в США очень много иностранцем, и появление ещё одного никого не должно удивлять. Местные уже привыкли к инородным лицам, так что в большинстве своём никто не обращает на меня никакого внимания. Конечно, если они узнают во мне преступника, которого каждый день показывают по ТВ, будет очень плохо, но все настолько устали от подозрений и ужасных происшествий, что… им просто всё равно на прохожих. Они забили себе в голову, что злодеи не будут ходить среди них, и что они появляются только при преступлениях, а такое точно не получится проигнорировать, потому все сохраняют спокойствие и некоторое отчуждение, когда ходят по оживлённым улицам. Да и зачем им волноваться, если такой злодей, как я, например, решит взорвать ещё один район? Они просто не заметят, как их жизни исчезнут, потому никакого страха нет.

Тодд внимательно слушал ответ своего собеседника, и с каждым его словом удивлялся всё больше и больше. Для него, как для бывшего солдата, участвовавшего в настоящей войне, всё сказанное Сином казалось очень сложным, умным и удивительным. Дженсен понимал, что он сам не был способен, например, выучить несколько языков, да ещё и в совершенстве — он то свой родной иногда с трудом вспоминал, а тут ещё и другие, которые в корне отличались от привычного ему.

—