Но Алексей только дернул плечом, показывая, что это ему в глубочайшей степени безразлично.

– Вы, конечно, пришли, чтобы расспросить меня о Видоке и нашем расследовании, – проговорил он. – К несчастью, расследование в тупике, а сам я с ним рассорился.

«Наверняка это произошло вовсе не из-за зеленого бриллианта, а из-за ее высочества», – подумала умная Полина. Но, так как она была не только умна, но и тактична, вслух она не сказала ничего.

* * *

На следующий день Алексей принес связку писем в особняк на Шоссе д'Антэн, в котором жила княжна со дня своего прибытия в Париж.

Ему пришлось долго томиться в скучной приемной, а когда наконец дверь растворилась, он поднял глаза – и увидел перед собой пышущую сдержанным злорадством Варвару Федотовну. Сегодня даже ее бородавки казались крупнее, чем обычно.

– Дорогой племянник! – воскликнула она. – Вы так неважно выглядите! Похоже, парижский воздух не идет вам на пользу.

Алексей улыбнулся краями губ.

– К чему все эти церемонии, Варвара Федотовна… Великая княжна просила меня прийти, и я пришел.

Варвара Федотовна сложила свои уродливые ручки.

– Мне очень жаль, но ее высочество никак не может вас сегодня принять. Они сегодня с женихом едут в театр. Познакомились совсем недавно, и, я должна вам сказать, ее высочество уже без ума от него, – добавила Варвара Федотовна, зорко наблюдая за молодым человеком своими маленькими, близко посаженными глазками.

– Я счастлив узнать о счастье ее высочества, – ответил Алексей, улыбнувшись совершенно по-волчьи. – Но ее высочество просила меня… – Он сбился, не зная, как объяснить фрейлине, каким образом письма оказались у него.

– Верно, – живо подхватила Варвара Федотовна, – она мне говорила, что вы должны принести какие-то бумаги.

– Да-да, – пробормотал молодой человек, отдавая ей связку писем. – Вот, возьмите. Передайте ей и скажите… Нет, лучше ничего не говорить.

Он улыбнулся, и при виде этой улыбки Варваре Федотовне стало его почти жаль. Впрочем, ее жалости хватило только на мгновение.

– Всего доброго, – сказала старая фрейлина. – Заходите к нам почаще. – Она возвысила голос. – Франсуа! Проводите мсье.

В сопровождении представительного лакея Алексей спустился по лестнице и навсегда покинул особняк на Шоссе д'Антэн.

Варвара Федотовна направилась во внутренние покои, где полулежала на кушетке великая княжна. С утра она чувствовала себя немного неважно и даже начала кашлять. Фрейлина предложила вызвать доктора, но Александра Михайловна довольно резко отказалась.

– Это был Алексей Константинович? – спросила княжна. – Он принес?

– Да, ваше высочество, – ответила Голикова, приседая. – Должна заметить вашему высочеству…

– Дайте сюда, – перебила ее княжна, почти выхватив пачку у опешившей фрейлины.

Голикова почтительно поклонилась и отошла в сторону.

– Где Полина? – резко спросила Александра Михайловна. – С утра я ее не видела.

– Ах, эта вторая фрейлина просто невыносима, – пожаловалась Варвара Федотовна. – Кажется, в Париж приехал ее кузен, которого она давно не видела, и она объявила, что непременно должна с ним встретиться, пока он опять не пропал на десять лет. Я говорила ей, что она не имеет права отлучаться без вашего дозволения, – добавила старая фрейлина с металлом в голосе, – но она ничего и слушать не хотела! Она заявила, что это ее друг детства, что их родители дружили и даже деды…

Княжна Александра нетерпеливо махнула рукой, показывая, что ее не интересуют ни деды, ни родители Полины, и приблизилась к камину. Она начала вынимать письма из конвертов и быстро проглядывала каждый листок, после чего бросала его в огонь.

– Пойдите посмотрите, привезли ли кружевные перчатки для поездки в театр, – распорядилась она, не поворачивая головы.

Варвара Федотовна присела.

– Да, ваше высочество. Как вам будет угодно.

Когда старая фрейлина удалилась, княжна стала бросать письма в огонь почти механически, не глядя. По щекам ее текли слезы, и она не успевала их вытирать. У нее было такое чувство, словно она являлась самым несчастным человеком на свете. Бросив последний конверт в огонь, она вернулась на прежнее место и закрыла лицо руками.

* * *

Алексей Каверин брел куда глаза глядят.

Он был угнетен, измучен, повержен. Еще вчера счастье казалось так близко, он танцевал с княжной, и ее маленькая ручка так упоительно трепетала в его руке; а сегодня его выставили за дверь, как лакея, с ним не пожелали даже говорить, от него отделались, как от надоевшей вещи. В глазах княжны он отныне был никем – лжецом, негодяем, предателем, с которым приличному человеку, тем более женщине, зазорно знаться. Но сам-то Алексей отлично знал, кем он являлся на самом деле. Его можно было назвать игрушкой судьбы, но, сколько она ни пыталась сделать из него подлеца, он все равно не поддавался. Даже история с Эльстоном, который сумел обвести его вокруг пальца, как младенца, доказывала это. За что же княжна так обидела его?

Он свернул с Елисейских полей и спустился к реке. Сена лениво катила свои зеленоватые воды, цвет которых чем-то напоминал навеки пропавшую «Принцессу грез». Но Алексею при виде реки пришла в голову только одна мысль – как хорошо было бы сейчас утопиться.

«Умереть? – тут же возмутилась его гордость. – Из-за чего? Из-за девчонки, которая с легкостью унизила тебя, потому что ей показалось, что ты не соответствуешь ее романтическому идеалу? Что за вздор!»

И мысленно Алексей вернулся к тому, что он мог бы сказать Александре, как он мог бы ей объяснить положение, в котором оказался не по своей вине, а по воле рока.

«Да, у меня не было выбора. Я убил того немца на честной дуэли, но оказалось, что он был шпионом. А граф Чернышёв… Граф Чернышёв строил свои планы, как бы выслужиться перед государем. Мне и сказали: либо вы соглашаетесь идти в особую службу, либо в крепость. Потому как убийство – тяжкий грех, хотя и его замолить можно. Верной службой царю и отечеству, как вам предлагают. Правда, на этой службе вас запросто убить могут, так что не взыщите. В крепости оно, конечно, понадежней, под охраной четырех стен. Правда, до крепости ваше дело рассмотрит военный суд, и тут всякое может случиться. Начальство-то убиенного немца ненавидит вас до кровомщения, авось и добьется для вас смертного приговора по всей форме. Говорите, шпион? Ну так это еще доказать надо, на нем же не было написано, что он шпион, а выглядел он как всякий честный гражданин. Все ведь зависит от того, как дело повернуть. Так как вы решаете, милостивый государь?»

У Алексея заболела голова. Он оперся о парапет и стал смотреть на воду невидящими глазами.

«Впрочем, что я могу ей объяснить? Спору нет, она очень мила, но будем откровенны: она же никогда не жила реальной жизнью. Все свои знания она почерпнула из сплетен русского двора да из французских романов… Господина Бальзака, например. Того, с кем дружит Видок».