Мир успокоился. Люди зажили, не оглядываясь на события двухлетней давности. Потерявшие память учились говорить и обслуживать себя. Была развернута целая индустрия для восстановления пострадавших в день хард резета, приносящая миллионы долларов. Даже самые громогласные активисты затихли и не обвиняли больше правительства, компании и отдельных людей, а лишь высказывались за полный запрет чипов и разработку альтернативных технологий. Жизнь потекла по привычному руслу.

– Ли, – Валя поднялся с парапета и замер. Я видела в нем того же парня, которого когда-то полюбила, которому сказала: «Да», чьего ребенка вынашивала и родила, а потом, волею обстоятельств, навсегда потеряла в реальности. По моим щекам текли слезы, но не Валя стал их главной причиной. Рассказ Вэла о Марте в тот день, о том, что Роза не хотела для нее судьбы программиста – вот, что поставило меня в тупик, жуткая догадка поразила меня в самое сердце. Собравшись с силами, я направилась к двум мужчинам на краю крыши небоскреба.

– Привет, Вэл, – произнесла я. «Боже, как бы я хотела, чтобы моя догадка не подтвердилась», – молила я, но об этом мы поговорим позже. Я перевела взгляд на Валю. И спустя 51 год 6 месяцев и 16 дней я вновь произнесла долгожданное, – Привет, Валя. – будто с момента нашего последнего прощания не прошло полвека, будто наши жизни не были безвозвратно разрушены в день хард резета.

– Кто ты? – первый вопрос, который задал Валя, когда я отключила Вэла от симуляции. «Хороший вопрос», – подумала я, задумчиво облизав губы, и взялась за холодный металл ограждения. Врать Вале, подобно тому, как я обманывала Розу или Марту, щадя их души, я не собиралась. «Кто я?» – и снова эти вопросы…

– Я – автономный участок нейросети, загруженный в 2069 году и осознающий себя, как Лиана Мария Эспозито, – я не старалась сглаживать углы, я хотела дать понять Вале, что не все так просто, что я – не только живой человек, с которым можно встретиться в виртмире, до которого можно дотронуться в реальности. В первую очередь, я была не человеком. Он смотрел на меня во все глаза. – Мне нужно тебе кое-что показать.

Я потянулась к нему рукой. Я все еще находилась в образе девочки двенадцати лет, но, без сомнений, он не мог сомневаться, что это была именно я – его Лиана. «Дотронься», – мысленно просила я его, мне не нужно было его согласия или одобрения на то, что я собиралась сделать, но я хотела получить его негласный ответ: «Я тебе доверяю». Валя отнял свою руку от груди и медленно протянул к моей, когда его пальцы коснулись моих, я показала ему все, что было в моей «человеческой» и «машинной» памяти.

Так мы и стояли, держась за руки, а между нами легкоустранимой преградой находилась только металлическая решетка ограждения, а не бесконечная полувековая пропасть неведения и отчаянья.

– Где ты? – вдруг спросил Валя, когда я показала ему момент воссоединения своих личностей.

– Я? – я прервала погружение в свои воспоминания и захлопала глазами. Все внутри меня мучительно сжалось, но я не могла врать ему. – Я – здесь.

Я показала вниз, на небоскреб, где тринадцатью этажами ниже находилось мое физическое тело. Спустя двадцать четыре минуты Валя стоял на пороге моей квартиры.

– Значит, ты была виртуальным образом реального человека, загруженным из хранилища данных сканированных личностей. То есть, ты – загруженное сознание Лианы, – Валя сосредоточенно пересказывал то, что я ему показала. Я хотела сказать вслух, что все верно, но он выставил палец вверх, давая понять, чтобы я пока молчала. – Ты собрала разрозненные воспоминания о себе здесь в виртуальном мире, стала… личностью? А потом нашла себя в реальном мире, где у тебя не было воспоминаний до дня хард резета. Ты жила там недееспособным человеком под полной опекой своего брата Ромы.

Я кивнула. Он пересказывал уже второй раз, после первого я по ходу рассказа исправляла неточности, сейчас же все было в принципе верно. За исключением того, что личностью я себя ощутила гораздо раньше, чем собрала воспоминания. И я теперь – не только загруженное сознание, но Вале, как человеку, это трудно понять, если не невозможно. Я вздохнула, пока он продолжал.

– Можно я вернусь к тебе? – спросил он.

– Нет, это будет всем неудобно, – как же мне не хотелось, чтобы он видел мое старое немощное тело. Но признаться в этом Вале было слишком трудно. – Я же могу общаться только письменно, давай останемся здесь?

Я выбрала для встречи одно из наших любимых мест – маленькое кафе неподалеку от нашего дома. За широким окном было привычно шумно, но в помещении никого не было. Мы сидели рядом, как и пятьдесят лет назад, за уединенным угловым столиком.

– Это все невероятно, я думал, моя жизнь – сценарий для фантастического фильма, но ты… – он потер уставшие глаза и снова взял меня за руку. – У меня столько вопросов, Ли.

Я пожала плечами, не сомневаясь, что Валин пытливый ум захочет добраться до каждого ответа, пусть самого безумного. Но первым осознанным вопросом стал тот, которого я боялась больше всего.

– Ли, где наша дочь? Где Роза? Я должен ее увидеть.

Правда не всегда приносит с собой облегчение. Порой она, подобно тяжелой ноше, сгибает тело к земле и вешает на душу неподъемный камень. Знать всю правду – это жестокое наказание или величайшая награда? Зависит от того, кому она становится доступной или даже кто готов смириться с ней и, при необходимости, донести до другого. До других. До всех. У меня были ответы на все вопросы Вали, но готов ли он был знать правду? Человек, полвека сохранявший тайну, страшное значение которой и сам не до конца понимал.

Я дала ему все ответы.

(От лица Вэла)

Я сидел на улице, закрыв глаза и обратив лицо к припекающему солнцу, на столике рядом остывал недопитый кофе. Воздух был наполнен запахом цветения, весна была в самом разгаре, а длинные трехдневные выходные давали долгожданное ощущение свободы и той сладкой неги от безделья, к которым так неистово мысленно стремишься в загруженные рабочие будни. Я чувствовал на носу и щеках приятное тепло, понимая, что уже к вечеру «легкий весенний загар» сыграет со мной злую шутку и сделает похожим на подрумянившегося на гриле поросенка.

– Завтра днем придут Роза и Валентин Олегович, – Софи села на соседний стул и блаженно вытянула ноги. Я приоткрыл глаза, перед ними плясали солнечные блики, полностью закрывая Софи.

– Хорошо, – невидящим взглядом я дотянулся до чашки с кофе, метко подцепил ее и сделал глоток. – Может, расположимся на веранде? Заказать равиоли? В прошлый раз всем вроде бы понравились.

– Да, давай, – милое личико Софи начало проглядывать из-за крупных ярких бликов. – После они поедут в колумбарий47, навестить Ли. Ты как?

– Да, конечно. Обязательно съездим, – я дотянулся до руки Софи и несильно сжал ее. Упоминание Лианы всегда вызывало во мне странные смешанные чувства – тоску, смирение, благодарность и непонятную радость. Прошло несколько месяцев, как ее не стало, но я ощущал ее присутствие в каждом своем дне. Это не было похоже на наваждение или признаки бреда, меня не пугали и, одновременно, не обнадеживали подобные мысли. А еще я знал, что Софи переживала что-то похожее: мы не раз разговаривали на эту тему, каждый раз приходя к выводу, что Лиана оставила в нас частичку себя, и зерно памяти о ней проросло в наших душах и останется внутри навсегда.