В июне 1870 года, когда слухи о войне звучали все громче, по всему Парижу расклеили вторую волну рекламных плакатов. На них некоего месье Ж. Б. Казимира Годёя просили срочно прийти в издательство «Ле Пти Журналь». Кем же был загадочный Годёй? Плакаты продолжали появляться целый месяц, так что читателям стало понятно, что за ними скрывается очередная литературная тайна. Наконец, 3 июля «Ле Пти Журналь» объявил, что у него наконец-то есть «хорошие новости для читателей». «Ж. Б. Казимир Годёй нашелся!» Конечно же, это снова были проделки Мило. Таким образом, хитрый издатель анонсировал первый том мемуаров великого сыщика. Хотя Габорио перестал использовать Лекока в своих романах, Мило сумел убедить его начать новую серию детективов, где главным героем должен был выступить новый персонаж — выдающийся сыщик Годёй.

Первая «порция» криминального чтива вышла в журнале 8–19 июля, в день, когда Франция объявила войну Пруссии. Называлась эта подборка «Батиньольский старикашка: воспоминания детектива». Повествование начинается с описания жизни Годёя, двадцатитрехлетнего студента-медика, проживающего на улице Месье ле Принс рядом с Медицинским университетом. Молодой человек замечает, что его сосед месье Мешине, живущий в квартире напротив, ведет себя несколько странно. Он приходит и уходит из дома в неурочные часы, часто весьма необычно одетый.

Однажды ночью Мешине стучит в дверь Годёя с просьбой перебинтовать рану на руке. Между мужчинами завязывается своеобразная дружба. А когда во время игры в домино Мешине приносят таинственное послание, срочно вызывающее его куда-то, Годёй навсегда меняет ход своей жизни, напросившись сопровождать друга. Друзья прибывают на место убийства, где Мешине, локтями расталкивая зевак, пробивается к лежащему в луже крови телу. На одной из половиц кровью написано слово MONIS. Комиссар полиции извинятся: он напрасно побеспокоил Мешине, поскольку виновный уже арестован: им оказался племянник убитого по имени Монистрол (Monistrol) — его узнали по начертанному кровью имени, после чего он сам признался в содеянном. Когда Мешине отказывается верить «железным» доводам, комиссар начинает ругать его за упрямство и беспокойный нрав.

Конечно, надпись оказывается липовой, признание тоже, и, в конце концов, все признают правоту Мешине. Благодаря Визетелли, книга вышла в английском переводе в начале 1886 года, то есть как раз к тому времени, когда Артур Конан Дойл начинал работу над «Этюдом в багровых тонах». Он был написан в марте того же года. Как и «Батиньольском старикашке», в повести Конан Дойла убийца пишет кровью жертвы слово, вводящее следствие в заблуждение. У него тоже полицейский инспектор издевается над главным героем-сыщиком, а последний отказывается верить, казалось бы, неоспоримым уликам. В «Этюде в багровых тонах», Конан Дойл, безусловно, заявил о себе как о незаурядном писателе, однако многое в его первой повести напоминает романы Габорио. Смерть Габорио помешала писателю продлить цикл повестей о Мешине, но это было уже не важно: упавший флаг подхватил Конан Дойл.

Артур Конан Дойл родился в Эдинбурге в 1859 году, в семье художника Чарльза Дойла, и был одним из девяти детей. Семейное благосостояние катастрофически падало из-за алкоголизма Чарльза, который, бывало, пил даже жидкость для полировки мебели и крал деньги и одежду у собственных детей, чтобы утолить тягу к спиртному. К счастью, дяди Артура готовы были оплачивать его обучение в различных закрытых пансионах, одним из которых стал иезуитский колледж Стонихерс. В 1876 году, после посещения Лондона и Парижа, молодой человек поступил в медицинский колледж в Эдинбурге. Конан Дойл сменил несколько мест работы в Шеффилде, Астоне и Плимуте, пока в 1882 году не перебрался в Портсмут. На протяжении нескольких лет он посылал короткие рассказы в эдинбургский «Чемберз» и другие периодические издания — правда, с переменным успехом. Открыв первую частную практику, в Плимуте, в ожидании пациентов Артур решил написать роман. В начале 1884 года из-за воспаления мочевого пузыря ему пришлось довольно долго пролежать в постели, и он «убивал время», читая популярные криминальные романы, отчасти с целью выяснить, что же нужно издателям. К этому времени «Сенсационные романы Габорио» [рис. 39] продавались в Англии уже больше трех лет.

Героев Габорио и раньше пытались «поселить» в Англии — этим занимался Джеймс Хейн Фрисвелл, эссеист и журналист из команды Дж. Сала. В 1884 году Визетелли издал книгу Фрисвелла, полностью списанную с «Дела вдовы Леруж» в мягкой обложке — и Дойл прочитал ее.

Рис. 39. Обложка романа Габорио «Рабы Парижа» в издании Визетелли.

Оба героя — Лекок и Холмс, — прибыв на место преступления, начинают с того, что любыми уловками удаляют хвастливых и глупых полицейских (Гевроля или Лейстреда) с места преступления, чтобы те не путались под ногами, и приступают к изучению своего «минного поля». В обоих случаях детективы впадают в некий транс, прерывающийся время от времени вспышками лихорадочной активности. После того, как все логические выводы сделаны, оба детектива «выныривают» на поверхность и с удовлетворением сообщают всем, что задача решена. Однако же они не делятся своими догадками ни с полицией, ни с читателями.

Подобно Лекоку и Мешине, Холмс может подолгу обходиться без сна и пищи, усыпляет бдительность официальных представителей власти рассеянной похвалой и способен мгновенно отключить свой ум от поисков зацепки, если считает, что дальнейшие размышления бесполезны. Лекок, Мешине и Холмс работают из любви к искусству, а не за деньги. Время от времени они прямо заявляют, что мир потерял в их лице выдающихся преступников — интересное заявление, свидетельствующее о том, что все трое рассматривают сыскную работу как спорт или охоту и не задумываются о моральной составляющей меча правосудия, который они несут. Табаре, престарелый наставник Лекока, жалуется, что «раса великих преступников вымирает», а на смену ей приходят «ничтожные мелкие жулики, из-за которых жалко даже стирать подошвы ботинок… Смотреть на них противно, честное слово…». Холмс на это сказал бы «аминь!».

Конечно, мы вовсе не утверждаем, что Конан Дойл «стащил» у Габорио его героя — по крайней мере, не в такой грубой форме, как это сделал Фрисвелл. Кроме трех более длинных повестей, рассказы с участием Холмса на редкость компактны; иногда создается впечатление, что автору приходилось жертвовать стилем, чтобы уменьшить их объем. Габорио, хотя и писал с такой же скоростью, что и Дойл, не экономил на бумаге: его романы обычно выходили в двух-трех томах, и содержали обширную предысторию преступления, что Дойл попробовал только один раз, в «Этюде в багровых тонах», где читатель внезапно переносится в штат Юта, в зловещую атмосферу мормонского поселения. Кстати, у Лекока есть романтическое прошлое, Мешине женат, и лишь Холмса не интересует любовь, а женщин, как непостижимых для его сознания существ (всех кроме одной), он передает Ватсону. Дойл заимствует понемножку у всех — в частности, у Эдгара По. Холмс многим обязан Огюсту Дюпену, а также Видоку и героям Габорио, однако он не испытывает к ним благодарности. В первых главах «Этюда в багровых тонах» Ватсон, подобно рассказчикам «Дела вдовы Леруж» и «Батиньольского старикашки», пытается объяснить странные привычки своего нового друга. Ватсон явно читал Видока и Габорио. Однако когда доктор с восторгом признается Холмсу, что тот напоминает ему Дюпена и Лекока, Холмс искренне оскорблен. Он презрительно бросает, что «Лекок — жалкий сопляк», и что установить личность преступника, уже посаженного в тюрьму, не великая проблема. «Я бы это сделал за двадцать четыре часа. А Лекок копается почти полгода. По этой книге можно учить сыщиков, как не надо работать».