Когда же заклинание закончилось, то и свечение пропало вместе с ним. Рука Вина вновь сделалась старческой, сухой, потрескавшейся. Руна на амулете сияла ярким голубоватым свечением, отливая слегка фиолетовым. Вин поднёс амулет к своему ученику, положил на грудь и предмет задрожал. Так сильно, что по самому амулету пошли маленькие трещинки. Дядюшка Амато остановился, перестал бубнить и замер в ожидании. Наконец дыхание ученика выравнилось, стало спокойным и ровным, как если бы он пребывал во сне.

— Ну что? — тихо уточнил старик, подхода к Вину.

— Жить будет, — громко ответил ему зачаровник, припоминая, что собеседник его глух. Видя непонимание в глазах, Вин прокричал: — ЖИТЬ БУДЕТ!

— А-а, — протянул дядька, — всё, всё, хорошо. Жить, так жить.

И с этими словами он медленно направился к столу, всё также неприятно шоркая ногами. Вин скривился от неприятных звуков, но постарался их не замечать. Он обратил свой взгляд к Амато и к почти сломавшемся амулету. Вин взял его в руки, провёл пальцами по шершавой поверхности, полной сколов и трещин, и вздохнул. Руна больше не светилась.

День 13, месяц Двух Сестёр.

Вин решил остаться в доме ученика, намереваясь приглядывать за ним. Благо в соседнем доме жил целитель и зачаровник непременно направил к нему фею с просьбой. Пусть он долго отказывал себе в этой затеи, постоянно откладывая письмо, но странное состояние его ученика всё таки заставило попросить Лето заглянуть.

Целитель явился с первыми лучами солнца. Красные усталые глаза медленно взглянули на Вина и Лето лишь слабо кивнул ему, приветствуя.

— Редко зовёшь, — сказал целитель.

— Я бы и сейчас не позвал, не будь состояние моего ученика странным.

Лето медленно подошел к лавке, где все еще спал Амато. Медленными шагами на вялых уставших ногах, он опустился на стул, что Вин любезно поставил для него.

— Лихорадило? — зачаровник кивнул. — Скверно. Как бы не пустынная лихорадка, ну, сам знаешь, — Лето говорил эти слова так спокойно, что у Вина по спине пробежали мурашки. Он старался не думать о лихорадке, но такой спокойный тон заставил мужчину о ней задуматься. — Как давно он в таком состоянии?

Вин слегка замешкал.

— Я нашел его таким уже вчера вечером, когда заметил что-то не ладное, — ответил он целителю. — Мой ученик не явился и даже не додумался предупредить, что его не будет. Только ближе к позднему вечеру я решил узнать, почему же Аматино не явился.

Лето помрачнел.

— То есть, неизвестно, сколько он провел в таком состоянии? А ну-ка, — он потянулся поближе к парню, слегка приподнимая его. — Тяжелый. Все еще спит крепким сном. А ты что же? Проверил на болезнь своим амулетом?

— Сломался, — печально вздохнул Вин.

— То есть как это — "сломался"? — удивился целитель, доставая из своего сундучка склянки с мазями и настойками. Вскоре единственный небольшой стол на кухне оказался полностью забит лекарственными препаратами.

— Как хочешь, так и понимай, — буркнул Вин. — Я достал заранее готовый амулет, — в наше время такие штуки очень уж нужны, — и принялся читать как можно скорее заклинание. Вот только вскоре амулет задрожал и пошел трещинами. Не знаю, что это значит — не спрашивай. Я впервые с этим сталкиваюсь.

Лето еще сильнее нахмурил брови. Он так часто это делал, что складка между густыми бровями сделалась уже пожизненной. Даже если целитель не хмурился, его лицо все равно оставалось серьезным и слегка недовольным. А его нервный взгляд частенько заставлял собеседника думать, не оскорбил ли он Лето.

— У меня Чаннгу'Иль нету, уж извини, — сообщил Лето. — Поэтому я по-старинке.

Сначала он проверил дыхание Амато, подставив щеку к его носу. Удовлетворительно кивнув, целитель нащупал пульс на шее ученика и вновь кивнул. Вина же беспокоило то, что парень так и не очнулся, хотя зачаровник и не мог сказать точно, сколько провел Амато в таком состоянии. Самое большее — полтора дня. Весь вчерашний и ночь сегодняшнего дня. Вин также не знал, много это или нет. Его больше всего сейчас волновало то, что его ученик лежит без сознания, а возле его лавки валялся том о целительстве, который сам же Вин ему и отдал. Пока Лето во всю "развлекался" тем, что проверяет состояние больного, зачаровник подошел к столу, на котором все было заставлено склянками, и нашел под этими всеми бутылочками фолиант. Осторожно убрав с книги все лишнее, он взял тяжелую книгу в руки. Быть может, на томе остался старый яд? Хотя, вроде, Вин проверял все книги своей библиотеки и не находил ничего опасного. Быть может, его ученик решил выучить сложное заклинание? Но зачаровник не знал, что такие любопытные волшебники впадают от этого в кому и даже не слышал о таких случаях. Вин стал пролистывать одну главу за другой. Слова сменяли друг друга, заклинания становились все сложнее и сложнее, но ничего не могло дать ему ответа, что произошло с Амато.

Быть может, ему не суждено найти преемника? Единственный ученик, который подавал хоть какие-то маленькие надежды сейчас лежит без сознания на жесткой лавке. Что если зачаровнику суждено до конца своих дней плести паутины рун и работать до позднего вечера? Или, может, Вин ошибся? Ошибся в выборе. Они еще не изучали магию и как ею правильно пользоваться, так как зачаровнику в последние дни требовалась пара лишних рук для выполнения заказов. А тут сам ученик полез своим любопытным носом в магию и по незнанию активировал заклинание? Так что же получается, Вин ошибся в Амато и тот не так умен и одарен, как ему это показалось в первый день? Что если Аматино — такой же, как все? Обычный ученик, омбретр, который максимум, что сможет сделать — это приносить травяной чай?

"Нет, нет, я же видел!"

И Вин вновь стал пролистывать целительский фолиант, пытаясь найти в нем ответ. Его мысли были так хаотичны, словно ученик находился при смерти.

— Ну, у меня есть хорошая новость, — сказал Лето, заканчивая свой осмотр. — Это не пустынная лихорадка, можешь порадоваться. Это в принципе ни одна из известных для меня болезней. Единственное о чем я думаю, так парень просто спит крепким сном.

— То есть как это "просто спит"? — удивленно переспросил Вин.

— Организм не справился с нагрузкой, — пожал плечами целитель. — Уморил ты ученика своего, Вин. Говорил я тебе — ласковей будь. Неужто он у тебя чертил тысячу символов?

— Ну, чертил, — спокойно ответил зачаровник. — И не тысячу, а по две. Что эта тысяча? Так,