— Что прошу тебя поговорить со своим знакомым… — разводит он руками.

— С каким ещё знакомым, Фархад Шарафович? Что за чудеса такие?

— Он очень уважаемый человек. Я гарантирую, с ним всё в порядке. Пожалуйста, будь добр, поговори. Очень прошу, от сердца. Ты меня знаешь, я за кого попало просить не буду.

— Кто это?

— Дато Кахетинский…

— И? Что за Дато такой?

— Потом всё объясню… просто, пять минут… Давид Георгиевич.

Он почти умоляет, даже руки домиком складывает. Блин, херня какая-то…

— Хорошо, — качаю я головой. — Пусть садится в мою машину.

Блин… нет, её надо проверить сначала…

— Нет, так нельзя, он пожилой человек… Егор, сядь к нему сам…

— Хорошо, — помолчав, отвечаю я. — Водитель выходит, в машине остаёмся только он и я. Мои люди стоят рядом.

Из подъезда выходит Дима Пономарёв, и я делаю ему знак, чтобы он не уходил. В дежурке уже сидит ночная смена, так что бодигарды собираются идти по домам.

Ферик кивает и возвращается к тачке. Он открывает дверь и передаёт мои условия. Они говорят некоторое время, а потом из машины выходит водитель и отходит в сторону. Ферик делает приглашающий жест. Мои парни встают у дверей тачки. После этого подхожу я и забираюсь на заднее сиденье. Захлопываю дверь.

— Здравствуйте, Давид Георгиевич, — говорю я и поворачиваюсь к ожидающему меня человеку.

— Здравствуй, Бро, — усмехается человек, похожий на Мефистофеля, и я вижу в его руке пистолет. — Тише-тише, спокойно…

Твою дивизию, Ферик…

18. Кто там? Сто грамм

Вот тебе бабушка и Юрьев день…

— Это чего? — киваю я на пушку.

Выгляжу совершенно спокойно, но сердце заводится, и кровь снова мчит по венам бурлящим горным потоком. Место для того, чтобы лишить меня жизни, прямо скажем не самое удобное. Парни мои уроют его сразу. К тому же, если выстрелит, может и оглохнуть к хренам собачьим. Хотя… что это за пуколка вообще? Я чуть прищуриваюсь.

Перевожу взгляд с пистолета на его лицо. В машине темно, так что видимость слабая. Ещё и окна затенённые. За бортом светит фонарь, но, как говорится, светит, да не греет.

Лицом Давид Георгиевич похож на Тото Кутуньо, только волосы короткие, седые и жёсткие, по виду. Зато узко посаженные глаза, чуть горбатый нос и немного капризно обрисованные губы просто один в один.

— Это дура, сам что ли не видишь? — пожимает плечами Дато Кахетинский.

— И? — пожимаю я плечами.

— Что «и»? — хмурится он.

— И? В смысле и для чего здесь эта дура? Фархад Шарафович меня с вами встретиться уговорил. Так для чего? Чтоб я на вашу дуру посмотрел? Это особый вид эксгибиционизма? Оружейный?

— Нет, это я хотел тебе науку преподать, — спокойно говорит он.

Голос у него низкий, хриплый и клокочущий. Мафия, в натуре. А акцент практически не чувствуется.

— Что же, благодарю за науку. Хоть и странная она, но, всё равно, спасибо. Но я не доктор Фауст, если что, душу за знания продавать не собираюсь. Вы, кстати, видите вот этих троих ребят рядом? Думаю, в случае чего им тоже будет, чему других научить. И дуры, к слову сказать, у них покрупнее вашей.

— Так вот мой урок, как раз об этом. У них могут быть хоть какие пушки, даже такие огромные, как член у Приапа. Знаешь Приапа?

— Знаю, я в силу возраста сам почти что Приап.

— Они могут быть очень резкими кентами, — усмехается вор. — И ты можешь быть, очень серьёзным и умным ребёнком. И можешь, даже почти всё предусмотреть. Можешь заставить выйти моего шóфера, чтобы тебя не увезли, можешь поставить вокруг тачки вооружённых до зубов головорезов, сечёшь? А в последний момент окажется, что тебе в лоб смотрит вот такая маленькая дура. И? И всё, что ты делал и думал, всё что предпринимал, в один миг рухнет, как карточный домик. И вот тебе вывод. Если думаешь, что всё учёл, ты плохой полководец, потому что тебя обязательно отымеют.

Он вытягивает руку в мою сторону и нажимает на курок…

Твою дивизию! В минуты опасности время замедляется, практически останавливается. И только пульс, медленно и гулко, как Царь-колокол, отбивает в голове смертельный набат. Бом! Бом! Бом…

Дато держит пистолет в левой руке. Направляет его на меня и жмёт на спусковой крючок. Мы сидим довольно близко друг к другу и особого пространства для манёвра у меня нет. Спасение лишь в том, чтобы быть быстрее, техничнее и жёстче. Теперь эффект неожиданности на моей стороне, и я использую его по полной.

Резко, насколько только возможно, я бью снизу по его руке. В моём замедленном фильме она плавно двигается наверх, будто воздушный пузырь, всплывающий из пучины вязкой и мутной воды. По руке я бью левой, а правую выбрасываю вперёд, вернее, налево, доворачивая корпус. Я сижу вполоборота к этому кенту. Бью молниеносно, но такое чувство, что медленно и плавно. Попадаю в грудину. Здесь неудобно. По его телу прокатывается волна и чувак сжимается, будто проваливаясь и всасываясь в место, куда врезается мой кулак.

Дато морщится, кривится и выпускает пистолет из руки. Но, прежде чем выпасть, с ним, с пистолетом, происходит удивительная штука. Никакого выстрела не происходит, а вместо этого сверху на стволе, вспыхивает огонёк. Маленькое светло-жёлтое пламя.

Я ловлю падающее оружие и… твою ж дивизию! Это ведь зажигалка… В сумраке машины и в частой смене кадров я даже и не разглядел, что там за пистолетик, что за пикколино… Подношу к глазам, рассматриваю. Добротно сделано, ёлки-палки…

— Ты чего! — хрипит Дато Кахетинский. — Вообще что ли ох*ел⁈

— Давид Георгиевич, — недоумеваю я. — А зачем это надо было делать? Вы мне можете пояснить? Я ведь мог вас и жизни лишить ненароком…

— Ну ты в натуре резкий кент, — крутит он головой и ощупывает грудную клетку, пытаясь выявить, что сломано, а что нет.

Щёлк-щёлк, играю я зажигалкой.

— Классная штуковина, — усмехаюсь я и протягиваю пистолетик его хозяину. — Что же, думаю я вам тоже могу предложить вывод из сегодняшнего практического занятия. Не дёргайте тигра за усы, и тогда он не откусит вам руку. Забавная игрушка. Очень натурально сделано, и вы меня провели, признаюсь. Принял его