так ничего не делают.

Ещё одной интересной деталью были грузовики. Нет, в этом ничего необычного нет: у завода должен быть свой грузовой транспорт, который возит материалы и продукцию. Странно было то, что, проследив за одним из них, выяснилось, что некоторые ездят отнюдь не отвозить детали или везти материал. Они отправлялись в аэропорт, откуда уже загруженные что-то привозили обратно.

Немного подкупа, хакерства и обмана, и у нас появилась накладная одного из самолётов, что разгрузили в грузовик. Он перевозил как раз-таки медпрепараты из фармацевтической компании «Вита-Инманибус», которая обслуживала и ту базу демонов, что мы уничтожили. Зачем заводу в таких количествах медпрепараты? К тому же, среди которых было немало седативных препаратов, использующихся в том числе для анестезии и погружения в кому?

Даже этого факта достаточно, чтобы всё понять, но нам нужна была точность. Нападение на завод, обеспечивающий машинами страну, само по себе преступление. А учитывая хозяев, которые, если мы ошиблись, точно придут к нам с вопросами…

— Игьять!

— Правильно говорить: играть, — поправил я Мару.

— Игрь-рь-рять! — она схватила меня за рубашку и потащила за собой.

Вздохнув, я позволил этому маленькому источнику беспокойства утащить меня за собой. Удивительно, но её больше интересовали не куклы, которых у девчонок было в избытке. Она с неуёмной упорностью тянулась к оружию, причём настоящему, огнестрельному. И я не мог винить её за это — кому интересны куклы, когда есть пистолет, из которого можно по ним стрелять? Или градомёт, который делает бум, чаще всего фатальный, своим врагам?

— А где Дора? — поинтересовался я.

— Она игряет, — буквально отмахнулась та, будто высказывая своё мнение об играх сестры.

— А ты во что хочешь играть?

— Пистолеты!

Во, вот это наш подход.

Украдкой оглядевшись, я поднял озорную девчонку на руки и потащил её к складам, где хранилось оружие, включая её пистолет. Хороший новый Стивенс Семнадцать был девятимиллиметровым оружием с неплохой точностью и достаточной лёгкостью.

Уж не знаю, что больше нравилось Маре — звук выстрела или как разлетались банки от попаданий, но она пищала от радости, когда я попадал в цель. А я попадал в цель всегда, поэтому она пищала от радости тоже всегда, иногда хлопая в ладошки.

— А мозьно мне? — потянула она ко мне руки.

— Я обещал твоей маме, что не дам тебе его в руки, пока не подрастёшь или она не разрешит, — вздохнул я.

— Позязя, — посмотрела она на меня большими глазами.

— Нет, дорогая. Не сегодня, — покачал я головой.

Подкаблучник.

Заткнись.

— А из атомата? — попросила она.

— Автомат? Нет, тоже нельзя.

— Зяль, — вздохнула Мара, понурив голову.

— Но могу пострелять из автомата я, если хочешь. Это будет весело, — предложил я.

— Из больсёго? — заинтересовалась она.

— Достаточно большого, — кивнул я. — Он будет очень громким и очень быстрым. Хочешь посмотреть?

— Дя!

Хоть кому-то в этой семье было интересно оружие. Я имею ввиду, что Дора вообще этим не интересовалась, а Катэрии это было и не нужно, так как она полагалась на свои пси-силы. Марианетта вроде и вовсе была против оружия. Нет, она понимала, что оно необходимо, но в то же время была не в восторге от него. Это было понятно по тому, как Кален хотел пострелять, а она сразу запретила ему, хотя людей, кто мог бы помочь парню освоить оружие, хватало.

Я вновь подхватил её на руки.

— Тогда идём. Я где-то здесь видел крупнокалиберный пулемёт от джипа. Думаю, никто не будет против, если мы его одолжим.

* * *

Катэрия любила своих дочерей, как любит мать своего ребёнка. Это было её, что-то своё, что-то родное, что она сначала носила долгих девять месяцев под сердцем, а потом ещё и растила два года, стараясь вложить в них самое лучшее. Ведь, как говорили остальные, что поставишь в фундаменте, так и построится дом.

Поэтому было не удивительно, что она так внимательно следила за детьми. Всегда. Даже когда была чем-то занята. И если до этого всё было всегда как обычно, то сейчас она начала замечать некоторые странности. Дети…

Смеялись.

Нет, ничего странного в том, что дети смеются, естественно, нет. Играют, делают что-то только для них одних весёлое, но…

Катэрия начала замечать, что иногда, покидая комнату, они будто с кем-то общались. Будто кто-то смешил их, веселил, пока никто не видел. И если в первое время её это ни капельки не смущало, то позже начало действительно волновать.

И сейчас, сидя с книгой, она не могла оторвать взгляд от двери в детскую, где весело смеялись её дочери. Будто с кем-то играли…

Задумчиво глядя на дверь, она отложила книгу и встала. Внутри появилось какое-то беспокойство, что-то очень странное, будто там были не только её дети, но и что-то ещё. Что-то другое…

Медленно, шаг за шагом, она приближалась к комнате, слыша детский смех, который раньше вызывал у неё приятные чувства, но сейчас из-за чего-то пускал мурашки по её спине. Уже около проёма она замерла, прислушиваясь к тому, что происходило за ней, после чего медленно открыла дверь.

Её дочери, Мара и Дора, стояли напротив дальнего угла и весело смеялись. Смеялись, повернувшись к ней спиной, будто смотрели на кого-то в углу.

В пустом углу.

От этого зрелища у неё побежали мурашки по коже. Но она тут же тряхнула головой, взяв себя в руки.

— Дора, Мара, играете? — улыбнулась она.

Девочки обернулись. В этот момент её сердце дрогнуло. На какую-то долю секунды она испугалась, что на неё посмотрят отнюдь не её дочери. Что увидит в их лицах застывшие маски безумия, пустой взгляд, как у кукол, будто в фильме ужасов. Но…

На неё смотрели её дочери. Самые обычные маленькие дети, которые были чему-то очень рады.

— Мама! А мы игряем! — улыбнулась Мара, показав свою белоснежную улыбку, полную молочных зубов.

— Играете? — улыбнулась она, подойдя ближе. — И во что же?

— Угадяй животнёе!

— А можно с вами? — Катэрия присела напротив девочек. — Кто сейчас показывает? Ты или Дора?

— Он, — Дора показала в пустой угол.

— Он? — переспросила растерянно Катэрия.

— Он, — кивнула она.

Катэрия посмотрела туда.

— Но там же