желтоглазых чаек; на изгородях и телеграфных проводах было полным-полно скворцов. В ветвях деревьев хлопали крыльями грачи; на телеграфных столбах вороны хорохорились и щелкали клювами. Все взгляды были прикованы к ней. Она увидела, как другие пернатые скользят сквозь низкий предрассветный туман, чтобы присоединиться к бдению. Она услышала, как Деймиан двигается во все еще темных закоулках сеновала, готовясь к новому путешествию.

– Деймиан, подойди и посмотри на это.

Он поднял глаза и увидел ее силуэт на фоне прямоугольника утреннего неба.

– Господи Иисусе, отойди, пожалуйста, от окна! Хочешь, чтобы все в округе увидели тебя?

– Я была права. Они преследуют меня.

– Ради бога, детка!

Он с быстротой молнии подскочил и оттащил Джессику в сторону. Она тяжело опустилась на тюк сена.

– Мерзавец, у меня же синяк будет!

Он закрыл окно.

– Я думал, мы договорились; в вопросах безопасности не бывает компромиссов. Хочешь сбежать – выполняй приказы. Мои приказы.

– Сомневаюсь, что мне так сильно хочется сбежать, раз уж ты только и знаешь, что командовать…

– Вчера мне показалось, ты все решила.

– Это было вчера. Сегодня я устала, замерзла и проголодалась, и я чувствую себя грязной, и это совсем не весело, Деймиан.

– Я и не обещал, что будет весело.

– Господи, я, наверное, ужасно выгляжу. Я должна что-то сделать со своим лицом. Уйди. Просто уйди. Оставь меня в покое, ладно?

Деймиан пожал плечами и принялся отрезать складным ножом ломти хрустящего хлеба. Джессика достала пудреницу и села, разглядывая свое отражение в маленьком зеркале. Осознав всю нелепость своих действий, захлопнула бесполезную штуковину. Действия, как и гнев, маскировали мрачные предчувствия. Она думала, что побег позволил вырваться из все более неумолимого потока событий за несколько мгновений до падения с водопада в панику и хаос. Она думала, что выскользнула на свободу и обрела власть над собственной жизнью. Но на самом деле она всего лишь сменила одно бурное течение на другое. Такие вот «Опасные похождения Полины» [85]. Джессике казалось, что ее привязали к рельсам и экспресс уже приближается.

Еще до того, как в положенное время приехала, позвякивая, тележка молочника, Джессика запихнула в саквояж то немногое, что могла назвать своим, и ушла. Никаких записок; обманщикам записки не положены. Вместе с гонцами из булочных, почтальонами, разносчиками газет и молочниками она следовала по викторианским улочкам Ренелы и Ратмайнса, дошла до кондитерской «У Ханны» и, когда там открыли ставни, написала сообщение для Деймиана. Он должен был прийти не раньше половины пятого. Пришлось придумать, как скоротать время. Пожилая мисс Ханна заметила, что гостья встала этим утром очень рано. Джессика ее не услышала. У нее в голове все еще громко хлопали мощные крылья предательства. Она провела день на вокзале Пирс: то неторопливо пила чай в буфете, то сидела на скамье на платформе и наблюдала за часовой стрелкой, еле-еле ползущей по циферблату вокзальных часов. Солнце с аналогичной неторопливостью плыло над стеклянной крышей. Наверху, в стропилах и колоннах, жили голуби. Прибытие каждого поезда, сопровождаемое клубами пара, заставляло молодняк хлопать крыльями и в панике биться о грязное стекло.

Деймиан появился вместе с последними утомленными пригородными путешественниками, возвращающимися в Бутерстаун, Блэкрок, Дун-Лэаре и далее на юг, до Брея. Посмотрел на ее саквояж, ее каменное лицо. Молодые люди обнялись под часами. За сандвичами с беконом и яйцом она поведала о лжи, о годах, наполненных враньем, притворством и фальшью.

– Я должна была сбежать, Деймиан. Где правда, где ложь, кому можно доверять, кому нельзя, кто врет, кто нет – ничего больше не понимаю. Я не знаю… Забери меня с собой. Ты же сказал, что можешь, что хочешь этого больше всего на свете! Забери меня в холмы и горы – куда угодно, лишь бы не было так больно. Ты говорил, мне надо просто попросить, и вот я прошу. Куда бы ты ни направлялся, что бы ты ни делал, я хочу пойти с тобой. Деймиан… ты все, что у меня есть.

Он не смотрел на нее. Его внимание – как и внимание всех пассажиров, собравшихся отправиться на юг, – было приковано к крыше. Она до последнего дюйма была покрыта пернатыми шариками птичьих тел.

– Пора, Деймиан. Пора. Надо идти…

Она взяла его за руку и, стуча каблуками по чугунным ступенькам, повела по вокзальной лестнице в сторону Уэстленд-роу. Птицы над ними сорвались с места, шумно хлопая крыльями.

Машина притормозила, когда уже совсем стемнело. После двенадцати миль пешком по Маллингарскому шоссе Джессика натерла ноги, а от голода и усталости была в полубреду. Общественный транспорт Деймиан исключил: у полиции наверняка было описание сбежавшей девушки, а автобусные и железнодорожные вокзалы входили в число мест, которые проверят в первую очередь. Попутки так же означали некоторую степень опасности. Однако через двенадцать миль, устав бороться с ночным холодом, Джессика села на свой саквояж и заявила, что больше не ступит ни шагу. Прошло двадцать минут, и фары машины мистера Питера Тухи, коммивояжера, продавца сельскохозяйственного инвентаря «Томелти и Мэллой» из Малтифарнема, высветили беглецов. Пока мистер Питер Тухи, коммивояжер из Малтифарнема, отпускал непристойные намеки по поводу того, чем может заниматься молодая пара на шоссе в половине двенадцатого ночи, Джессика исподтишка кусала спрятанные в саквояж сэндвичи из привокзального буфета и глотала красный лимонад, освобожденный во имя ирландской республиканской идеи из фургона доставки, припаркованного у чьего-то крыльца в Чейплизоде. Деймиан попросил мистера Питера Тухи высадить их у безликих ворот фермы сразу за перекрестком Киннегод, что коммивояжер и сделал – не без вопросов, ни один из которых не был удостоен ответом.

Только когда красные габариты автомобиля мистера Питера Тухи исчезли в направлении Малтифарнема, Деймиан счел обстановку достаточно безопасной, чтобы заговорить про убежище на ферме.

– Проведем здесь ночь, а завтра отправимся дальше.

Он помог Джессике перелезть через калитку.

– Куда?

Они осторожно пробирались через заросшее сорняками пастбище. Коровы жевали и пускали ветры с коровьей непринужденностью.

– Слайго. У меня там друзья. Нас приютят, пока не решим, что делать.

Сеновал находился за второй калиткой и еще одним полем. Из фермерского дома слышались звуки радио и лай что-то подозревающих собак. Джессика остановилась у корыта для питья с застоявшейся водой.

– Послушай.

– Что?

– Послушай… они здесь. Я их не вижу, но они здесь.

– Кто?

– Птицы. Они последовали за нами. Они здесь.

– Чушь. Птицы не летают по ночам.

– Эти летают.

– Будь добра, иди за мной, хватит стоять и таращить глаза, как балда. Хочешь, чтобы фермер нас застукал?

– Ты же сказал, эта ферма – убежище.

– Она им была