– Гера, а как насчет домашних хлопот? Я не привыкла, когда меня спрашивают, что я хочу на обед.

– Думаю, это не самая плохая привычка. К тому же, Стеблова – отменный повар. Через два дня ты сможешь в этом убедиться. Найди себе какое-нибудь хобби, а париться на кухне предоставь ей, договорились?

– Значит, ты никогда так и не узнаешь, умею ли я готовить? – освобождаясь из его объятий, спросила Лита.

– Никогда не говори «никогда». Пока же обстоятельства складываются в твою пользу, неужели не видно преимуществ?

– Мне трудно судить. Твоя Стеблова меня не переваривает, и я не знаю, как у нас сложатся отношения. Просто можно обойтись без чужого человека в доме и сократить ненужные расходы. Я уверена, ты платишь ей немалые деньги.

Мартов поднялся с кровати и набросил на себя легкую рубашку. Он предполагал, что этот разговор опять возникнет. Лита не была изнеженной девушкой, чурающейся домашней работы. Однако ему нужно было деликатно дать ей понять, что он на ее стороне, но не хочет обижать женщину, столько лет проработавшую в их семье. По крайней мере, до тех пор, пока ему будем не в чем ее упрекнуть.

– Милая, заботы о таком большом хозяйстве просто сломают тебя. Ко всему нам придется часто выходить в свет. Это требует немало времени и сил. Ты будешь чувствовать себя обязанной все успевать, и единственное, на что у тебя перестанет хватать времени, – это на общение со своим мужем. Я ценю, что ты умница, но давай временно ничего не будем менять. Посмотришь сама, что я не говорю глупости.

– Хорошо. Ты откроешь для меня еще одну, не известную ранее сторону жизни. Купаться в роскоши, не шевеля при этом и пальцем, – в голосе Литы послышались нотки обиды.

– Ты еще не знаешь, какой это каждодневный труд – быть моей любимой женой, – улыбнулся Мартов. – И потом, ты забыла о том, что мы должны поскорее заполнить пустоту дома звонкими голосами наших ребятишек.

– Я хочу этого больше всего на свете!

– Вот и прекрасно. Будем считать первую семейную сцену удачно разыгранной. Теперь предлагаю быстро привести себя в порядок и отправиться позавтракать в какой-нибудь уютный ресторанчик.

– Слушаюсь! – Лита приложила ладонь к голове. Георгий недоуменно поднял брови.

– Ты хоть причешись, а то я, в прошлом человек, прошедший армию, такого вольнодумства не потерплю.

И прежде, чем Лита поняла, серьезно он говорит или шутит, Мартов громко рассмеялся.

Елена Васильевна приехала в городскую квартиру Мартова за час до того, как работники из службы «Хозяюшка» должны были начать уборку. Конечно, все эти годы за квартирой следили, проверяли сохранность вещей, проветривали. Делалось это по инициативе Стебловой. Однако заходить в квартиру ей не приходилось до сегодняшнего дня. Она стояла перед входной дверью, чувствуя, как безотчетный страх сковывает ее тело. Непослушные пальцы все-таки справились с ключами. Открыв дверь, Елена Васильевна перекрестилась и перешагнула порог. Немного больше, чем положено, пыли, спертый воздух. Слава богу, убраны черные покрывала с зеркал. Больше всего она боялась увидеть именно это. Какая глупость – думать, что через столько лет здесь останутся признаки тех траурных дней. Знакомые повороты, квартира большая, светлая, только как-то не по себе становится от непривычной тишины, безжизненности и обреченной пустоты. Конечно, все это можно снова наполнить привычной суетой, но в ушах Елены Васильевны стоял глухой хлопок навсегда закрываемой за хозяйкой двери, а потом она увидела, как четверо мужчин выносят из квартиры безжизненное тело. Стеблова закрыла глаза, опершись о стену. Получается, Мартов уже смог переступить через эти воспоминания, если хочет похвастаться очередными городскими хоромами перед молодой женой? Хорош… Думает, достаточно вытереть пыль и вымыть полы, и вместе с водой по стокам помчится вся грязь, которая копилась здесь долгие годы. Ох, уж этот любитель русской поэзии. Тонкая натура, способная растоптать любого неугодного человека.

Елена сняла куртку – все-таки за окном октябрь, а в квартире тепло. Собравшись с духом, зашла в спальню Светланы. Здесь все было, как при хозяйке. Аккуратно застеленная широкая кровать, давно забывшая любовные ласки и стоны, хранящая память о слезах, бессонных ночах и молитвах о прощении души. Столик у трюмо заставлен косметикой, фотографиями детей, внука. У Елены сжалось сердце – как же долго длилось одиночество этой несчастной женщины. Она держалась изо всех сил, а когда их не стало, решила покинуть бренный мир, в котором разбились на мелкие осколки ее девичьи мечты.

На тумбочке у кровати – магнитофон. Светлана любила начинать день с хорошей музыки. Она сама неплохо пела, танцевала. Будучи в хорошем настроении, любила вспоминать, как в детстве ходила в музыкальную школу, что у нее абсолютный слух. Как с удовольствием играла на фортепиано, проявляя редкую для маленького ребенка усидчивость. Всегда так, когда находишь то, что греет душу. Рассказывала, как на занятиях в музыкальной школе пела в хоре вторым голосом. Преподаватель пения просила бабушку не прерывать занятий, когда после очередной пневмонии у девочки баба Люба решила покончить с музыкой. К сожалению, так и произошло. Отзанимавшись три года, Светлана перестала музицировать. Даже пианино вскоре продали. Баба Люба очень жалела об этом, ведь девочка могла играть просто так, для себя. Но указания родителей обычно выполнялись, и на этот раз бабушка не хотела спорить. Всю жизнь потом она укоряла себя за нерешительность. Надо было настоять на своем. В результате, сохранив любовь к музыке, Светлана всегда напевала любимые песни, начинала день с магнитофонной музыки. Рядом с магнитофоном лежал подключенный микрофон. Стеблова не удивилась: хозяйка частенько пела с караоке. Правда, как показывал опыт прожитых лет, делала она это тогда, когда ее настроение было препаршивейшим.

Елена открыла форточку, в комнату ворвался поток холодного, свежего воздуха. До начала уборки оставалось чуть больше получаса. Стеблова уже жалела, что ей придется провести одной столько времени в молчании, гнетущей тишине. Зачем она приехала так рано! Собравшись осмотреть другие комнаты, Елена включила магнитофон, кассета, стоявшая в гнезде, заиграла какуюто легкую музыку. Стеблова положила куртку на кровать и направилась к выходу. Вдруг музыка прервалась, послышалось шипение, а потом зазвучал знакомый голос Светланы. От неожиданности Елена чуть не лишилась чувств. Она схватилась за дверную ручку, и это помогло ей удержаться на ногах. Голос хозяйки раздавался из динамиков магнитофона. Сначала Елена даже не смогла сосредоточиться и вникнуть в суть. Немного придя в себя, Стеблова села на кровать рядом с магнитофоном и, перемотав пленку назад, приготовилась слушать. Больше трех лет она не слышала этого голоса, привычных оборотов и интонаций. Стало ясно, что женщина невероятно волновалась, наговаривая в микрофон рвавшийся от самого сердца текст.

– Привет. Не знаю, кто станет первым слушателем моего последнего монолога, сейчас это не важно. Я должна изгнать из себя все слова, которыми никогда не позволяла себе делиться даже с матерью. Я не пьяна, это для того, чтобы Он, – она сделала ударение на последнем слове, – не сказал, что все сказано в алкогольном угаре. Итак, мысли путаются в голове, оказывается, непросто признаваться в собственных ошибках.