души жалко Читру и других служанок, давно трудившихся во дворце. Она сказала девушке, что хочет отдохнуть, и попросила ту вернуться перед встречей со старшей махарани.

Служанка старательно задернула все длинные шелковые шторы — задача не из простых, ведь в комнате было шестнадцать окон. Оставшись одна, Первин отодвинула штору у стола и присела к нему, захватив рабочий блокнот, с которым ходила все утро.

Она медленно переворачивала разлинованные страницы. Наблюдения вчерашнего вечера были записаны небрежно, карандашом. Она тогда устала, да и писать при свече было нелегко. Сегодня она делала заметки в присутствии детей, мистера Басу и князя Сварупа. Они были вполне читаемыми. Весь вопрос заключался в том, какой вес придавать мнению людей, с которыми она переговорила: некоторые их соображения представлялись ценными, другие — очень сомнительными.

Нужно прописать аргументы, с помощью которых можно привести женщин к согласию. Но как это сделать, если мнения их отстоят друг от друга так же, как отстоят два дворца? Кроме того, непросто будет не выдать в разговоре своих подозрений, что одна из них пыталась ее отравить.

Свой любимый «Паркер» Первин вложила в держатель чернильницы, рядом лежала стопочка писчей бумаги с гербом Сатапура. Решительно поставила на листе текущую дату и написала два абзаца. Первый содержал ее рекомендации касательно образования махараджи и ее обоснования этих рекомендаций. Она подписала документ, скопировала текст на второй лист, но уже на маратхи. Потом написала третий текст, на английском, куда добавила подробности того, что случилось после завтрака, и высказанные Мирабаи подозрения касательно гибели Пратапа Рао. Это письмо предназначалось для глаз одного человека — Колина.

Все письма она вложила в конверты. На столе стояла коробочка с марками, на каждой — изображение махараджи Махендры Рао. Первин подумала: наверное, марки скоро отпечатают заново, с портретом нового махараджи, — а потом приклеила одну из них на конверт, адресованный Колину Сандрингему.

Вздрогнула, услышав стук в дверь. Позвала:

— Кто там?

— Это опять Читра! Простите, что мешаю вам отдыхать, но сейчас без десяти два.

Первин открыла дверь и поблагодарила горничную за предупреждение.

Читра тут же влетела внутрь, взглянула на нетронутую постель.

— Вы так и не отдохнули.

— Вспомнила, что нужно кое-что написать.

Читра посмотрела на конверты в руке у Первин, потом на «Паркер» в держателе.

— Вот бы мне научиться писать. Я бы тогда писала отцу в охотничий домик. Почтальоны, когда погода хорошая, куда только письма не развозят.

— Да, это было бы хорошо. Не могли бы вы закрыть дверь?

Читра повиновалась, Первин же села на одно из кресел, там, где накануне они разговаривали с Мирабаи.

— Вы ни в чем не провинились, — поспешила заверить Читру Первин, когда та подошла и встала перед ней, повесив голову. — Просто хочу вас порасспрашивать про историю дворца.

Читра пробормотала:

— Даже если бы я умела читать, кто б меня допустил к книгам по истории в комнате у Басу-сагиба.

— Вы упомянули проклятие. Можете рассказать поподробнее?

— Да. — Читра нервно покосилась на закрытую дверь, ведущую в коридор. — Но это долгая история, а вам через несколько минут нужно быть у раджматы.

Первин посмотрела на часы.

— Много времени это не займет, а мне нужно уложить волосы — утром же мы этого не сделали. Только не длинные локоны, как вчера, а обычный узел.

Читра покраснела.

— Сожалею, что утром не пришла. Я буду очень стараться.

Первин села за туалетный столик из слоновой кости, на котором стояло зеркало высотою почти в два метра.

— Я, может, буду с ошибками рассказывать. Знаю только то, что мне говорила мама. — Читра начала вытаскивать шпильки из волос Первин. — Все началось при покойном махарадже.

— Махарадже Махендре Рао? — уточнила Первин.

Она увидела в зеркале, что Читра покачала головой.

— Нет. При его отце, махарадже Мохане Рао, муже раджматы. В старые времена и князья, и слуги жили свободнее.

Первин подумала, что Читра просто неудачно подобрала слова.

— В каком смысле свободнее?

— Больше радовались жизни. — Служанка взяла щетку с серебряной ручкой, которой Первин пользовалась в путешествиях, и стала расчесывать волосы. — Мама мне говорила, что слуг было больше двухсот человек: целый город внутри дворца! Три шута всех развлекали, а еще было двадцать музыкантов и танцоров. Раджмата с мужем часто устраивали праздники, приезжали всякие вельможи.

— Звучит заманчиво, — заметила Первин. Гюльназ-то думала, что именно такое ее и ждет.

— Да. Но вот в чем беда: одна из танцовщиц влюбилась в покойного махараджу Махендру Рао, а он еще был совсем молодым — это было прежде, чем он взошел на трон.

Сердце у Первин забилось быстрее. Язад ведь намекнул, что Вандану планировали выдать замуж за махараджу Махендру Рао.

— А как звали танцовщицу?

— Мама не велит произносить ее имя, можно накликать беду. — Читра стала медленнее водить щеткой по волосам. — Махараджа был как раз в том возрасте, когда пора жениться. Плохо было, что у него связь с танцовщицей. А еще хуже, что она была от него беременна.

— Но у махараджей часто бывают куртизанки, а порой и больше одной жены.

— Но если махараджа еще не женат, семье его невесты такое не понравится. И потом, эта танцовщица была вовсе не молоденькая. Она такое уже проделывала с другими махараджами и вообще с гостями. Пыталась его поймать в ловушку.

Первин призадумалась. Могла ли Вандана быть этой танцовщицей? В таком случае никакая она не аристократка, в чем твердо уверен Язад.

— Мама говорит, что покойный махараджа тоже был влюблен в эту танцовщицу. Но оставлять ее во дворце было нельзя. Род мог прерваться, ведь у махараджи еще не было настоящей жены и наследника.

— А Мирабаи для него выбрало агентство, — вслух припомнила Первин.

— Да-да, — закивала Читра. — И его родители знали, что препятствовать этому браку нельзя.

— Ну… а при чем тут проклятие? — Первин вспомнила слова Родерика о том, что махараджа умер слишком молодым.

— Сегодня танцовщица была во дворце, довольная и здоровая. А завтра раз — и нет.

— Ваша мама считает, что ее убили?

— Может быть. Иначе разве бы она согласилась добровольно уехать, если любила махараджу? — Помолчав, Читра добавила: — После неправедной смерти всегда появляются призраки и проклятия.

Если танцовщицу убили, зря Первин придумала эту теорию про Вандану.

— А кто-то непосредственно видел, как танцовщицу убивали, рассказывал об этом истории?

Читра отложила щетку и серьезно посмотрела в зеркало.

— Ничего не могу сказать, потому что, как я слышала, танцовщица эта была не человеком. А духом, дочерью горной богини Араньяни. И в ее власти было наложить назар на здешних махараджей.

«Назар» —