слово арабского происхождения, но Первин хотелось узнать, как его понимает Читра.

— Вы имеете в виду дурной глаз?

Читра принялась разбирать пряди.

— Да. В вашем народе тоже про него знают?

Первин кивнула. Ей не хотелось вдаваться в разговоры о том, что она в это не верит, — тогда Читра прервала бы свою историю.

— Расскажите, пожалуйста, подробнее про богиню.

— Араньяни — всемогущая защитница всех животных. Говорят, еще она может повелевать солнцем, чтобы после дождей вырос хороший урожай. — В голосе Читры звучала мощь, и с той же мощью она перекручивала пряди Первин. — Если богиня Араньяни довольна, махараджа может отдать англичанам зерно и орехи — и крестьянам все равно останется вдоволь.

— Понятно. — Первин попыталась сложить историю в голове. — Танцовщица исчезла и, возможно, отправилась обратно к своей матери Араньяни, так?

Читра сперва подобрала беглую прядку волос, а потом ответила:

— Мама говорит, что Араньяни отказалась принять дочь обратно и во дворец ей тоже ходу не было. Вот с тех пор дочь и бродит по окрестным лесам. Провожает членов княжеской семьи до края леса, и это она велела леопарду убить князя Пратапа Рао. А до того она же погубила его отца, который ничего не сделал для того, чтобы ее оставили во дворце.

Узел на голове у Первин все рос, росло и количество вопросов. Но нужно было соблюдать осторожность и не проявлять недоверия.

— Я слышала, что махараджа Махендра Рао умер от болезни, которой заразился в деревне.

Лицо Читры в зеркале оставалось серьезным.

— Холера распространяется по воде. А у богини есть власть над водой тоже.

— Так вы считаете, что князя Дживу Рао можно спасти, если он на какое-то время уедет отсюда?

Читра покачала головой.

— Нельзя, если все уже предрешено.

Первин уже прописала свое официальное заключение касательно образования Дживы Рао. С этим покончено, и теперь ее разбирало любопытство: была ли Вандана той танцовщицей — а если нет, как именно эта богатая дама связана с княжеской семьей? Нужно будет частным образом задать Вандане еще несколько вопросов, причем до возвращения в гостевой дом.

В дверь постучали, Первин вздрогнула.

— А! Это, наверное, Адитья-ерда, — сказала Читра. — Он обещал, что придет и проводит вас к раджмате.

— Секундочку! — остановила пришедшего Первин. Потом взяла со стола один из трех конвертов. Кого попросить отправить письмо — Адитью или Читру? Ей хотелось, чтобы его отправили не читая. Неизвестно, умеет ли Адитья читать, а вот Читра точно неграмотна, что служит гарантией.

— Читра, у меня есть важная просьба.

— Да? — Девушка устремила взгляд на конверт.

— Когда появится почтальон, отдайте ему это письмо. Оно очень важное.

Читра кивнула.

— Обязательно.

— Сделайте это потихоньку, никому не говорите. И без задержек. — Первин запустила руку в матерчатый кошелечек, который носила на ленточке под одеждой, и дала девушке две анна. — Благодарю вас за то, что так хорошо меня обслуживали.

Письмо, отправленное по почте, было ее тайной страховкой: из него Колин узнает, каково ее мнение касательно будущего махараджи.

На случай, если сама она не вернется.

17. Двойная аудиенция

— Войдете? — спросил Адитья.

Они вдвоем стояли перед залом-дурбаром в зенане.

— Конечно, — ответила Первин и сама почувствовала, как дрогнул ее голос. Она понимала, что махарани ее ждут. В напряжении, но пока не сердятся. Но это ненадолго.

Адитья негромко произнес:

— Когда я попал сюда в одиннадцать лет, мне было очень страшно. Но вокруг было множество слуг — меня успокоили, научили необходимому. Мне говорили: «Делай вид, будто ты свой, вот и станешь своим».

— Отличный совет! — Первин слегка помахала шуту рукой и шагнула внутрь. Он остался за порогом, будто бы понимая, что в данном случае место его именно там.

Днем дурбар выглядел так же мрачно, как и накануне вечером, когда Первин, нервничая, переступила порог и села за ужин. Высокие окна зала закрывали мраморные джали[41] с геометрическим узором — проникавшего сквозь них света хватало лишь, чтобы разглядеть, что длинный обеденный стол сдвинули к стене. Старшая махарани сидела в середине зала на раззолоченном троне из слоновой кости, Мирабаи — в трех метрах от нее, полускрытая колонной. Первин, вытянув шею, рассмотрела, что младшая махарани неловко пристроилась на обычном обитом тканью стуле, а вот Ганесан удобно расположился у ее ног на коврике. Первин прикинула, что в этом огромном зале могло собираться больше ста человек.

У входа на больших подушках сидели, скрестив ноги, четыре женщины. На них были шелковые сари в цветах самоцветных камней, с широкой, расшитой золотом каймой. Точно не служанки, скорее фрейлины раджматы. Накануне вечером раджмата не позвала их на ужин, а сейчас, видимо, они присутствовали в качестве свидетельниц.

Большой белый пес поднял голову и оценивающе взглянул на приближавшуюся Первин. Направляясь к трону, она ощущала на спине столь же пристальный взгляд фрейлин. Возможно, они рассматривали ее сари, обернутое не так, как это принято у них.

Вспомнив, как неловко ей было накануне делать реверанс, Первин решила на сей раз поступить иначе. Метрах в пяти от раджматы она остановилась, поставила на пол портфель. Сложила ладони, прижала их к груди, потом подняла ко лбу в уважительном намасте.

Мирабаи с приязнью смотрела на Ганесана, а вдовствующая махарани наблюдала за Первин, мертвой хваткой сжимая в руке золотой скипетр, усыпанный рубинами и лунными камнями.

Первин подумала, не нужно ли склонить голову. Склонила, поняв, что благоговение, с которым она раньше относилась к правительницам, сменилось другим чувством: жалостью. Теперь она смотрела на них как на останки очень богатой и очень нелюдимой семьи. Свекровь и невестку связывали несчастливые отношения, в которые они вступили помимо собственной воли, и у раджматы был единственный способ утвердить свое главенство над чоти-рани: манипуляции будущим князя Дживы Рао.

— Что вы с собой принесли? — отрывисто осведомилась вдовствующая махарани Путлабаи.

— Портфель с документами. На случай, если понадобится уточнить какие-то сведения. — На самом деле Первин побоялась оставить портфель в спальне. Если придется срочно покидать дворец, портфель не должен стать тому препятствием.

— Из чего изготовлен ваш портфель? — уточнила старшая княгиня.

Первин бросила взгляд на Мирабаи, молча прося ей помочь, и увидела у той на лице выражение ужаса. Тут Первин поняла. Нельзя было приносить с собой вещь, изготовленную из шкуры животного, которое для индуистов священно. Она тихо призналась:

— Из сыромятной кожи английской выделки.

— В нашем княжестве можно использовать лишь кожу водяных буйволов и коз.

— Простите, я об этом не подумала. Внутри лежит документ, который я хотела вам передать… — Первин попыталась открыть застежку,