– Нет, мне не кажется. Мало ли что я говорила! То было тогда, а теперь я хочу обсудить это. Все равно не думать об этом невозможно.

– Железная логика! Ладно-ладно, можно и обсудить! Но, действительно, что мы можем сделать?

– А если подумать?

– Что тут придумаешь? Ты о чем?

– Ну, как так могло случиться, что мы сюда опять провалились, в этот самый 1244 год? И хорошо бы еще помозговать над той картинкой, что мы видели.

– Какой картинкой?

– Ну, тем «многослойным тортом», помнишь?

– Помню.

Макс задумался, и некоторое время они сидели молча, размышляя. Да и как-то говорить не хотелось, сказывалась усталость.

– Что ты молчишь? – спросила Аня.

– Выполняю полученную директиву, мозгую, – ответил Макс с раздражением. – В свете твоих ценных указаний.

– Не выделывайся, Макс! Сейчас не до выпендрежа.

– Я не выделываюсь! Я осуществляю мыслительный процесс. Сейчас выдам подробное объяснение, с обоснованием и всем, чем положено. Айн момент!

– Возьми себя в руки!

– Да я только тем и занимаюсь, что беру себя в руки. Я вообще себя из них не выпускаю. Руки уже устали себя держать, а я тяжелый. Утомился. Может человек расслабиться после всех этих встрясок?

– Ну конечно! Хлебнул винца – «и сразу мир совсем не тот».

– А ты его не пила, что ли? Можно подумать, нам предложили напитки в ассортименте! Что дали, то и пил.

– Ага! А то бы ты выбрал минералку, да? Как бы не так!

– Ну да! Ты бы хотела, чтобы я не пил ничего крепче клюквенного морса!

– Да, было бы очень хорошо!

– Тогда тебе нужен кто-нибудь старый и больной. Желательно при смерти. Который пьет только лекарства.

– Мне нужен? Сто-оп! Хватит!

– Ну конечно! Уже стоп! А кто начал претензии предъявлять?

– Правда, хватит, Макс. Давно не ругались? Нам сейчас только этого недоставало! Давай оба сделаем два шага назад от барьера и успокоимся. И действительно подумаем, что могло произойти? Может, от наших действий что-то зависит?

– Ну, не знаю. – Макс сбавил тон. – Вряд ли. Хотя кто его знает? – Он в задумчивости потер нос.

– У тебя есть предположения? – спросила Аня, видя, что у Макса явно крутится в голове какое-то объяснение.

– Видишь ли, – неуверенно начал он, – возникает такое впечатление… Непроизвольно, понимаешь?

– Да-да, говори!

– Ну короче, у меня есть гипотеза.

– Гипотеза? Даже так?

– Началось все с барсука, – смущенно продолжил Макс. – Понимаешь?

– Не понимаю. При чем тут зоология?

– Да не зоология! – Макс раздраженно махнул рукой. – Помнишь ту барсучью нору?

– Неужели ты думаешь, я ее когда-нибудь сумею забыть!

– И как ты потеряла браслет, помнишь?

– Это так необходимо – мне об этом напоминать? – с обидой в голосе спросила Аня.

– Да не в том дело! – досадливо поморщился Макс. – Важен сам факт, что мы его там потеряли. Он остался в 1244 году. Так ведь?

Аня начала улавливать ход мыслей Макса.

– Ну хорошо, – сказала она, – допустим. И дальше?

– Ты думаешь, что потеряла его в провале, так? Но ведь это не наверняка. Это предположение. А что, если он как-то слетел у тебя с руки уже в норе?

– Допустимо. И что это меняет? Ты думаешь, что барсук играет с браслетом?

– Ну да, что-нибудь в этом роде. Почему нет? Ведь браслет, как выяснилось, был исправен! Сигнал ведь он дал!

– И барсук теперь забавляется, нажимая на кнопку? Ты это серьезно?!

– Может, случайно?

– Случайно на нее не очень-то нажмешь, она утоплена в корпусе. Что-то сильно интеллектуальное четвероногое у тебя получается.

– А что, если двуногое? – медленно произнес Макс. – Ведь такое возможно!

– Может быть. Не знаю, как там насчет барсука, но «Белка» нам бы сейчас очень помогла.

– Ты имеешь в виду Сержа?

– Да. В конце концов, Серж нас хватится и, наверное, что-то предпримет. Нам бы сутки продержаться, а там…

Аня не договорила. Ее качнуло, и она приложила руку ко лбу.

– Что случилось? – встревоженно спросил Макс. – Анюша, тебе плохо?

– Голова кружится.

– Может, от вина?

– Нет, это не вино. Это – то самое…

– Ёшкин кот! – пробормотал Макс. – Похоже, опять начинается!

Аню мутило, к горлу подступила тошнота. У нее возникло ощущение, что ее качает, как на морской волне. Сердцебиение стало учащенным. Она увидела, как Макс побледнел и скривился, а потом разомкнул губы и стал дышать ртом, неровно и натужно. «Значит, и его пробрало, – подумала Аня. – Что-то в этот раз слишком сильно. Боже, куда нас забросит теперь? И когда это кончится? Ведь должно же это когда-нибудь кончиться?! Или нет?»

Через пару минут послышался уже знакомый гул – очень низкий, на грани восприятия, и Аня сразу же почувствовала, как ее охватывает панический страх. Она ясно ощутила, как встают волосы голове, а сердце сжимается от ужаса. Живот скрутило, мышцы рук и ног мелко задрожали. В этот момент она поняла, что значит выражение «поджилки трясутся», – это оказалась совсем не метафора. Она вспомнила, как читала когда-то давно про то, что инфразвук вызывает беспричинный страх и порождает массовую панику, и что такие эксперименты ставил какой-то эксцентричный американский ученый. Аня подумала, что слышит сейчас, вероятно, только самую верхнюю составляющую этого звука, а основная часть его лежит ниже порога ее восприятия, в области инфразвука. Возникало такое впечатление, что так звучит само время, которое, подобно волнам, накатывает на берег вечности.

– А ты как думаешь? – спросила Аня Макса, после того как поделилась с ним своими мыслями и впечатлениями.

– Были такие эксперименты, – кивнул Макс. – Их проводил Вуд. Насчет инфразвука ты, наверное, права: очень похоже. Мне тоже как-то не по себе, в голове гул.

– Гул? – перебила Аня.

– Да, как будто голоса. Низкие, страшные. И думать трудно. Хочется вскочить и куда-нибудь бежать не останавливаясь, без оглядки. И еще… Опа! Смотри!

Смотреть было на что! Подвал в доме Бертрана сначала позеленел, а затем стал менять краски, переливаясь всеми, хотелось сказать, цветами радуги. Но цветов радуги всего лишь семь, а тут были минимум десятки цветов и оттенков. Причем они были локализованы в разных местах изображения. Как будто настраивали какую-то немыслимую телевизионную панель. Затем все задрожало и стало трястись в лихорадочном темпе. Картинка пошла пузырями с радужно переливающимися стенками, сначала мелкими, а потом все более и более крупными. Это было похоже на наезд телекамеры или компьютерный зум. Аня зачарованно смотрела на это, забыв обо всем.