– Слушай, – произнес Макс, – я не могу отделаться от впечатления, что идет наводка на резкость. Понимаешь?

– Наводка на… Погоди, это как?

– Ну, как наводят на резкость фотообъектив. Или повышают увеличение микроскопа. Понятно?

– То есть? Как это выглядит?

– Ты что, никогда микроскоп не видела?

– Видела в гимназии, и еще в детстве, в России, в школе. На биологии что-то в них рассматривали. Это было при царе Горохе.

– Ох, гуманитарии!

– Но я поняла. Ты хочешь сказать…

Договорить она не успела. В этот момент то, что Макс назвал «наводкой», закончилось, и все пространство заполонил один-единственный огромный пузырь, стенки которого переливались разными цветами. Изображение стало как бы наползать на него, оболочка разошлась и размазалась. Гул усилился. Контуры предметов, находящихся в подвале Бертрана, и самого подвала, все время смутно видимые на втором плане, задрожали.

Анина сумочка, стоявшая рядом на скамье, приобрела какой-то призрачный вид. Аня судорожно схватила ее, должно быть, в последний момент, потому что буквально через несколько секунд все потеряло свои нормальные очертания, исказилось и скрутилось, а затем стало вращаться, как если бы кто-то перемешивал ложкой сахар в кофе. На некий миг Аня почувствовала, что ее обдало жаром, словно она прошла сквозь стену плотного горячего воздуха, после чего все вокруг вновь обрело свои обычные формы и цвета и стало выглядеть нормально. Они с Максом опять оказались в том же самом подвале.

Нет! Не в том же самом! От прежнего подвала дома Бертрана остались только сводчатый потолок и форма помещения, да еще, пожалуй, расположение двери. Все остальное было другим.

Вместо каменного пола, мощенного керамическими плитками, на котором по центру стоял большой дубовый стол, обрамленный скамьями, теперь был пол дощатый, и никаких скамей не наблюдалось, а Аня с Максом оказались сидящими непосредственно на полу. В углу стоял стальной сейф, выкрашенный в зеленый цвет.

А стол… стол был. Но другой, совершенно не похожий на тот, с химическими сосудами и нехитрой снедью. Это был письменный стол, покрытый зеленым сукном, и стоял он у стены, той, что была ближе к двери. На нем имелись: электрическая лампа с зеленым абажуром, громоздкий письменный прибор, в карандашнице которого торчало несколько аккуратно отточенных карандашей, большой черный телефонный аппарат с белым наборным диском, и…

Вид еще одного предмета, стоявшего на столе, заставил сердце Ани сжаться, а руки и ноги похолодеть. Это была бронзовая статуэтка, изображавшая орла, распростершего крылья и держащего в когтях венок со свастикой. И наконец, не оставляя уже никаких сомнений в характере того места и времени, куда они попали, на стене прямо напротив, там, где у Бертрана находились полки с книгами, висел портрет того самого человека с усиками и челкой, который когда-то в венском музее так заинтересовался Копьем Лонгина. Ане казалось, что Гитлер смотрит прямо ей в глаза, буравя пронизывающим взглядом. Под портретом красовалась табличка с изречением фюрера: «Тот, кто хочет спасти целый народ, тот может мыслить только героически».

Она взглянула на Макса. Медленно поднимаясь с пола, он смотрел в противоположную сторону, и Аня заметила, как он побледнел. Что он там увидел? Аня обратила взгляд туда же.

Да, в подвале было и кое-что еще, то, от чего у нее засосало под ложечкой. Метрах в двух от стола, но прямо напротив него стоял жесткий стул, который был повернут к столу и намертво привинчен к полу. А чуть дальше, недалеко от той стены, где у Бертрана стоял сундук, в сводчатый потолок был вделан крюк, и на стоявшей рядом табуретке лежала кожаная плеть.

– Боже мой, Макс, – прошептала Аня, – похоже, что мы в 1944 году!

Макс выхватил из кармана айфон и посмотрел на год, который тот указывал.

– Да, – согласился он. – Точно, в сорок четвертом! И судя по всему, в местном гестапо.

Он подбежал к двери и, нажав на ручку, попытался ее открыть, но она, как и следовало ожидать, оказалась заперта.

Да уж, влипли так влипли! Немцы были тогда страшно обозлены, дела на фронтах шли плохо. Поэтому и настроение у них было соответствующее. И буквально сегодня утром в Википедии Аня прочитала, что еще в марте 1944-го немцы полностью заняли крепость Каркассона, то есть весь Верхний город, выселив отсюда всех жителей. Иными словами, тут, в крепости, кругом были только немецкие военные: части вермахта и СС, и они с Максом попали в самое осиное гнездо!

Аня быстро осмотрела себя. На ней по-прежнему было надето блио, а сумочку она держала в руках. А в сумочке – электрошокер! Вот он когда пригодится! Аня вытащила оружие и почувствовала, как руки у нее опускаются от отчаяния. Индикатор зарядки был красным. Аккумулятор разрядился. Аня забыла его подзарядить, а то, что еще оставалось, она использовала на стражника-алебардиста. И зарядник, естественно, остался дома.

– Макс… – упавшим голосом начала она.

– Вижу, – перебил он. – Вот невезуха!

– Что делаем?

– Надо подумать.

– Только недолго, ладно?

– Недолго думая, можно только глупость отколоть.

– Хорошо, хорошо! Думай, только быстрей!

Аня обвела взглядом помещение. Нет, спрятаться здесь абсолютно негде! Какой парадокс! Какая издевательская ухмылка судьбы! Место, которое было для них спасительным убежищем, превратилось в мышеловку.

Макс в неуверенности потирал пальцем нос, очевидно что-то взвешивая в уме. Боже мой! Он ведет себя точно так же, как всегда, как будто они не в диком положении и не в цейтноте!

– Ну, что-нибудь надумал? – нетерпеливо спросила Аня.

– Вот что, – начал Макс, похоже приняв какое-то решение, – мне надо спрятаться.

– Во-первых, где? – раздраженно перебила она. – Тут и мышь не спрячется, все просматривается, как на ладони! А во-вторых, почему только тебе?

– Может, ты дашь мне договорить? Когда ты научишься выслушивать до конца?!

– Может, уже никогда, – вздохнула Аня. – Ладно, излагай. Если можно, без предисловий.

– А! – Макс махнул рукой. – Короче, спрятаться тут, положим, есть где.

– Да ну?! И где же?

– От того, кто будет входить сюда, спрятаться можно, сечешь?

– А-а… – протянула она, – ты хочешь сказать, за дверью?

– Вот именно! Я встану у двери, так что, когда он войдет, дверь закроет меня. И когда он сделает пару шагов вперед, я огрею его по башке, понятно?

– Кто «он»?

– Мне фамилию назвать, что ли? Звание, должность?

– Не ерничай, Макс! Не время.

– Ну, кто? Офицер гестапо.

– Чем ты его огреешь?

Макс перевел взгляд на стол.

– Ой, я, кажется, поняла. Вот этой статуэткой, да?