В царствование Михаила Федоровича некий «пустынник и пророк Капитон», живший в Колесниковой пустыни, в Костромском уезде, был такой строгий постник, что даже в Светлое Воскресенье не дозволял ни себе, ни ученикам своим употребления какой-либо пищи, кроме хлеба, семян и ягод, и вместо красных пасхальных яиц христосовался луковицами. Этот Капитон в самом деле почитал себя святым и пророком, но до личного обожествления все же не дошел. Церковную реформу патриарха Никона он принял в штыки, бежал в леса Вязниковские[36] и там, не открытый правительством, жил долго, распространяя свою ересь, и умер неотысканный.

Дмитрий Ростовский приводит страшный рассказ о том, как однажды сектанты пришли то ли к самому Капитону, то ли к одному из его учеников и сообщили, что некая девица родила мальчика[37]. Мнимый святой велел им вырезать у новорожденного сердце и принести ему на блюде. Это сердечко он сам разделил ножом на четыре части, велел высушить и истолочь в муку. Щепотки такой муки считались у сектантов святыней, их употребляли при причастии. Правда ли это или кровавый навет, будет рассмотрено ниже.

Капитон одним из первых возвестил о подвижничестве как средстве для спасения. Идея подвижничества у него выразилась особенно в постничестве. Эту идею довел до абсурда некий «мужик-неук» Василий Волосатый, уроженец Юрьевского уезда: он стал проповедовать «пощение до смерти». Василий Волосатый (он воздерживался даже от стрижки и расчесывания своих волос, оттуда и его прозвище), доведя до последней крайности доктрину своего учителя, логично заменил умерщвление плоти полным ее разрушением.

Первые случаи самоубийственных постов относятся к 1660 году. Чуть позднее в Ветлуте или в Выгозере некий «старец» со своими последователями соорудили даже специальную башню для таких самоубийств. Это было строение с крепкими стенами без окон и без дверей. В его крыше был проделан люк, через который по приставной лестнице в башню заводили добровольных постников. Их насчитывали сотнями. Мрачный жертвоприноситель закрывал отверстие после того, как туда входила последняя жертва, и для большей верности ставил вдоль стены пять или шесть сторожей, снабженных дубинами. После двух дней, проведенных в молитве, пленники обыкновенно просили есть. Тщетно. Ни просьбы, ни мольбы, ни крики, ни сама агония жертв не трогали стражей. Большая часть запертых умирала между третьим и шестым днем, но некоторые держались гораздо дольше.

Однажды жители окрестных деревень собрались и вместе разом напали на изуверов. Они высвободили пленников, а самого лжепророка с его стражами заперли в той самой башне.

Ученик Капитона, крестьянин Юрьевского уезда Данила Филиппов объявил себя ни много ни мало, как самим Саваофом!

Объявился он в Муромском уезде. Сектантская легенда гласит, что в Стародубской волости, в приходе Егорьевском, на гору Городину, среди ангелов и архангелов, херувимов и серафимов, в огненных облаках, в огненной колеснице, сошел с небес во славе своей сам господь Саваоф. Силы небесные вознеслись назад, на небо, а Саваоф остался на земле в образе человеческом, воплотясь в Даниле Филипповиче. С этого времени Данила Филиппович перестал быть человеком, а сделался «живым богом» и стал называться верховным гостем, превышним богом. Признавшие его «живым богом» стали именоваться людьми божьими (так хлысты называли сами себя).

Лжесаваоф водворился в деревне Старой, неподалеку от Костромы. Сюда сходились к нему для отправления своих обрядов «люди божьи». Дом, в котором он жил, назван был домом божиим, а соседний город Кострома получил от его последователей название Горнего Иерусалима.

Во время ожесточенных споров о том, по старым или по новым книгам можно спастись, Данила Филиппович, уже имевший собственных учеников, решил, что ни те ни другие никуда не годятся и что для спасения души необходима одна: «Книга золотая, Книга животная, Книга голубиная: Сам сударь дух святой». Он учил, что надо «молиться духом» и что при таком только молении в человека может вселиться дух божий.

Вот двенадцать заповедей, данных, по словам хлыстов, Данилой Филипповичем ученикам своим:

1. Аз есмь бог, пророками предсказанный, сошел на землю для спасения душ человеческих. Несть другого бога, кроме меня.

2. Нет другого учения. Не ищите его.

3. На чем поставлены, на том и стойте.

4. Храните божьи заповеди и будете вселенные ловцы.

5. Хмельного не пейте, плотского греха не творите.

6. Не женитесь, а кто женат, живи с женою как с сестрой. Неженимые не женитесь, женимые разженитесь.

7. Скверных слов и сквернословия не говорите.

8. На свадьбы и крестины не ходите, на хмельных беседах не бывайте.

9. Не воруйте. Кто единую копейку украдет, тому копейку положат на том свете на темя, и когда от адского огня она растопится, тогда только тот человек прощение примет.

10. Сии заповеди содержите в тайне, ни отцу, ни матери не объявляйте, кнутом будут бить и огнем жечь – терпите. Кто вытерпит, тот будет верный, получит царство небесное, а на земле духовную радость.

11. Друг к другу ходите, хлеб-соль водите, любовь творите, заповеди мои храните, бога молите.

12. Святому духу верьте.

По преданию, Данила Филиппов скончался (вознесся на небо) 1 января 1700 года на сотом году жизни.

Незадолго до его смерти в окрестностях Костромы и близлежащих волостях стало происходить страшное: без всяких видимых причин люди принялись совершать самоубийства, бросаясь в огонь. Масштабы самоубийств сектантов пугают: так, в одном только Пошехонском уезде, в Белосельской волости[38], сожглось почти две тысячи человек! В окрестных селах и деревнях тоже множество людей добровольно всходили на костры.

Во время этих страшных дел приехал в свою вотчину, Белосельскую волость, князь Иван Иванович Голицын и принялся уговаривать своих крестьян, чтобы те перестали сожигаться. Расследование велось вежливо, почти ласково, но настойчиво, и успокоенные крестьяне поведали, что жглись по наущению некоего крестьянина деревни Холма. Его нашли и задержали. Когда тот был приведен к князю Голицыну, у него выпали из платья «три ягоды, деланныя от некия муки, величеством подобны клюкве». Сектант хотел те ягоды затоптать, но ему не позволили.

Одну ягоду дали собаке. Собака словно взбесилась и бросилась в огонь, разведенный на дворе. Местный священник решил поставить опыт на себе самом и проглотил другую ягоду и «хотя вкус ея уведати, и абие сотворися вне ума»: поп бросился в печь, сжег себе волосы и бороду, но был вытащен из огня живым. Его пришлось связать, чтобы хоть как-то успокоить. Пробыв в помутнении ума целые сутки, он потом рассказывал: «егда меня в подклет введоша, показася мне пещь, яко рай, а устие пещи яко дверь райская. В пещи же, во огне видех пресветлыя юноши, иже призываху мя к себе, глаголюще: «пойди к нам», аз же абие к ним вергохся».