Он делает паузу, чтобы подлить себе эля.

– А кое-кто и вовсе так думает до сих пор.

– Покажи мне того, кто бы справился с животными лучше, чем прекрасная миссис Дженкинс, – подтрунивает над ним Дай. Не получив никакого ответа, он хрюкает со смеху.

– Вот, значит, как, да?

– Не тот хорош, кто лицом пригож, а тот хорош, кто для дела гож, – вставляет Плюющаяся Сара, чем немало удивляет всех присутствующих. Появляется Кай – он о чем-то долго разговаривал с владельцем фермы. Муж садится рядом со мной. Мередит допивает эль. Эдвин со вздохом отводит от меня взгляд.

– Споемте-ка, друзья! – говорит Дай. – Давай, Уотсон, заводи.

– Ой, как же там поется-то… – Уотсон неумело изображает, что не может вспомнить слова, но все убеждают его все-таки спеть. Он встает и откашливается. На несколько секунд становится тихо. А затем он ясным, чистым тенором очень красиво исполняет Canon Lan[1]! Магия слов заставляет присутствующих притихнуть, успокоиться и прочувствовать скрытый в древних строчках смысл.

Наконец, к Уотсону присоединяются остальные мужчины. Эдвин обеспечивает неплохой второй тенор, а из Дая и Мередита, соответственно, получаются вполне сносные баритон и бас. Они поют в унисон, и пение их звучит как нельзя более гармонично. Мужчины как будто рождены, чтобы исполнять столь прекрасную музыку.

Кай улыбается, а потом нагибается ко мне и тихо говорит:

– Это и есть hiraeth, Моргана. Тоска по дому, которую чувствует каждый валлиец вдали от родных стен. Тоска по дому всегда побеждает.

И действительно, всего лишь несколько секунд спустя Кай подхватывает общее настроение и присоединяется к поющим в качестве второго баритона, демонстрируя отменное чувство ритма и превосходный мелодический слух.

Допев до конца, все замолкают, и мгновение наполняется мыслями о доме. Сара, не в силах выдержать печального исхода вечера, а потому резко хлопает в ладоши и затягивает одной ей известную песню, довольно похабную, и я краснею, а остальные дружно смеются. Даже Брэйкен подвывает в унисон. Хотелось бы мне от души радоваться происходящему.

После ужина Кай вместе с уставшим Брэйкеном отправляются проверить стадо. Я же незаметно ухожу к речке. Там я нахожу замечательное место для купания: на травянистом берегу ее есть углубление – своего рода запруда. Меня радует возможность смыть с себя грязь. Пастбища в этой местности небольшие, земля холмистая, тут и там покрытая перелесками, поэтому обзор не очень широкий, но зато здесь много сочной травы для скота. Выбранное мною место идеально подходит для купания – это укромный уголок, над которым растет орешник и большая раскидистая ива, отбрасывающая на воду тень. Я быстро раздеваюсь, сложив одежду на широкий, плоский валун у самой воды. Блузка моя не сказать, что грязная, да и комбинация под ней выглядит довольно свежей, ибо я успела пару раз ее простирнуть. А вот юбке порядком досталось. Ее плотная ткань пропахла лошадиным потом и навозом, пропиталась мутной дождевой водой и изрядно испачкалась. Тем не менее со своими задачами она справилась, и я этому рада. Я замираю в чем мать родила, а потом, взобравшись на камень, кидаюсь в самое глубокое место запруды. Вода ужасно холодная, но мне это нравится. Тут настолько глубоко, что я еле-еле удерживаю голову над водой, стоя на цыпочках, и мне остается лишь нырнуть. Задержав дыхание, я исчезаю среди покоя подводного царства, наслаждаясь течением, развевающим мои волосы, ласкающим кожу, смывая все треволнения прошедших недель. Ах, если бы река так легко могла унести с собой мою боль!

Я выплываю на поверхность, закрыв глаза. Струи воды стекают по лицу. Даже с закрытыми глазами я понимаю, что не одна. Мои глаза раскрываются, и я, прищурившись, вглядываюсь в берег реки. И вижу чью-то фигуру. Сначала я думаю, что это Кай, и это меня не беспокоит. Ведь река скрывает мое тело. Я сама себе удивляюсь, не испытав страха от мысли оказаться обнаженной перед супругом. Даже наоборот. Но затем я с ужасом понимаю – на меня уставился не муж, а Эдвин Нэйлз.

Инстинктивно я скрещиваю руки на груди. Чтобы одеться, мне нужно вылезти из воды. Но сделать это без одежды я не могу. Я в ловушке. Сначала мне кажется, что Эдвин оказался здесь случайно; шел по течению, наверное, искал место для купания и вдруг услышал, как кто-то плещется в реке. И все же, взглянув на него и заметив, как широко распахнуты его глаза, как напряглись его мышцы, я понимаю, что ошиблась. Эдвин искал меня и нашел. Здесь. Без одежды и совершенно одну. Он подходит к камню, на котором разложена моя одежда, и я начинаю волноваться еще больше. Он наклоняется и поднимает мою тонкую хлопчатобумажную комбинацию, подносит ее к щеке, улыбаясь. Из ее складок выпадает кельтская ложечка. Я чувствую, что начинаю паниковать.

В голову непрошеным гостем врывается болезненное воспоминание. Воспоминание о том, как вел себя другой молодой человек, о том, что случилось пару лет назад. В столь же уединенном месте. Когда я так же оказалась в ловушке. Тогда мне было всего тринадцать, и я лишь начинала превращаться из девочки в девушку. Я, как обычно, гуляла по склону холма позади дома. Устав от жары, я прилегла на лугу. Трава там была высокой и мягкой, усыпанной васильками, маками и лютиками. Лежа среди прохлады стеблей, я чуть было не задремала. Как вдруг солнце заслонила тень. О том, кто именно надо мною навис, судить было трудно. Но прежде, чем я успела подняться с земли, насильник накрыл меня своим телом. Всем своим весом он прижал меня к траве. Солнце осветило его ярко-рыжие волосы, и я поняла, кто это. Ибо был только один парень в деревне с волосами такого цвета. Тот, кто и в детстве был порядочной сволочью, и во взрослом состоянии ею остался. Возможно, он сделал это от обиды – памятуя, как я обошлась с ним тогда, в классе? Или же им руководило животное чувство, желание получить то, что ему не принадлежит? Этого я никогда не узнаю.

И, пожалуй, не узнает больше никто.

Эдвин снимает рубашку. Я обдумываю выход из положения, но до сих пор не могу придумать, как вылезти из воды незамеченной. Прыгая на одной ноге, молодой человек снимает с себя сапоги, а потом садится на камень, расстегивая штаны. И все это – почти не отрывая взгляда от меня. Я решительно качаю головой, подняв руку, словно жестом крича ему «Не надо!». Но Эдвин не понимает меня. Через пару мгновений он оказывается на камне, полностью обнаженный. Я отворачиваюсь, уставившись на противоположный берег реки, и слышу, как он прыгает в воду. Даже двигаясь на предельной для себя скорости, я не могу уплыть от него. Он хватает меня за талию, притянув к себе.

– Слышал, Кай называет тебя дикаркой, – голос Эдвина резок, он словно выплевывает слова. – Думаю, тебе нужен хороший мужик, который бы тебя приручил.

Он пытается развернуть меня к себе, но я отчаянно сопротивляюсь.

– Я знаю, что нравлюсь тебе, – продолжает он. – Я видел, как ты смотришь на меня, Моргана. Мы очень похожи, ты и я.

Он тяжело дышит – и от усилий, требующихся, чтобы меня удерживать, и из-за своего растущего желания. У меня начинает болеть голова. Ну уж нет, овладеть собою я не дам! Не думаю, что хоть чем-то дала ему повод рассчитывать на взаимность. Сейчас я с ужасом понимаю, что со мной в реке не тот человек, которого я знала. Это не тот Эдвин, которого Кай считает другом. Не тот честный и трудолюбивый юноша, о котором с восхищением отзывается кузнец Дай и которого все считают порядочным и добросердечным. Как он мог вдруг так перемениться? Измениться настолько, чтобы осмелиться взять меня силой?