— Фу-у, Лео! Ты говоришь точь-в-точь, как Беласко. Вот где вы нахватались таких мерзких выражений!

— Прости, — Лео вздохнул поглубже и обнаружил, что в клочья растерзал рогалик, засыпав маслянистыми крошками скатерть. — Прости, — он взял салфетку и убрал со стола руки, позволяя Алисе прибраться, — за грубые слова, но не за суть. Ты слишком долго не выходила наружу, бабушка. Мир сильно изменился.

— На моем веку, — ответила Берта, — мир менялся столько раз, что не упомнишь. Ты еще слишком молод, чтобы заметить закономерности. Перемены — они, знаешь ли, как трава на обочине: прут из земли, топорщат колючки, бурно цветут, набивают твою одежду семенами, а потом распадаются в труху и слякоть под ногами прохожих. И как не было их. А через какое-то время — глядишь — опять прут из земли, будто в первый раз. Надо просто переждать бурный расцвет и колючки. Ши заперлись в холмах и сделались легендой, никто даже не думает вскрывать их сиды. Их уже несколько столетий никто не трогает. Мы должны сделать то же самое. Когда мы восстановим силы, мы выйдем. К тому времени, вот увидишь, простецы переубивают друг друга, и мы встретим снаружи только одичавших обезьян, вооруженных палками.

* * *

Лео прошел через задний двор, мощеный серой и черной галькой, напоминавшей поставленные ребром обкатанные монетки. В каменной ограде у контрфорса была прорезана калитка, от нее проложена тропа вниз. Узкая, крутая и неудобная, с врезанными ступеньками, кое-где заросшая сухой травой — пользовались ею редко, зато Лео знал, что тропа выводит прямо к деревянной клети, которая в свою очередь спустит его к глиняному карьеру.

В прорехах редеющих к ночи облаков, словно ветхое покрывало, укрывших земли внизу, было видно, как в исполосованной вечерними тенями долине зажигаются там-сям золотые огоньки. Пурпурные и рыжие черепичные кровли простецовых домов, усадеб и хозяйственных построек живописными волнами спускались между розовых скал и темной зелени к самому дну.

За пределами замка стояла ровная теплая погода и с пустого лиловеющего неба моросил дождь. Не холодный и промозглый, как в ноябрьской Артемизии, а теплый, напоенный ароматами листьев и цветов, с еле ощутимым запахом мокрого камня.

По мере спуска аромат усиливался, а у старинного лифта — его буковая обрешетка была покрыта вишневым лаком, а латунные детали блестели как новые — выросла целая рощица магнолий. Темные кожистые листья четко обрисовывались в сумерках, а огромные цветы слабо светились изнутри. Между листьями в перенасыщенном водяной пылью и канденцием воздухе то и дело вспыхивали крошечные радуги.

Лео улыбнулся и сунул нос в один из цветов, глубоко вдыхая. Силы его совершенно восстановились, а бабушкины нотации казались чем-то отдаленным и не совсем важным. Что в конце концов поделать, если он любит Дис, как сестру, а она отвечает ему тем же. Конечно, когда-нибудь… не очень скоро… когда они успокоятся и остепенятся… ведь не выйдет же она замуж за своего мрачного Рамона, фейские семьи не простят такого мезальянса.

Почти никто из магов не женился по любви, любыми браками руководили соображения генетической и практической пользы. Это правильно и в порядке вещей, главное, чтоб сию секунду не заставили жениться и производить детей.

Около лифта раньше дежурил голем, но теперь его, очевидно, убрали — тропинкой мало пользовались. Обычно аргилус из карьера вывозили по специально устроенной подвесной дороге и сохраняли в запечатанных сигилами контейнерах — с этим материалом уже работали мастера.

Лео шагнул в лифт, с некоторым усилием затворил решетчатую дверь и сделал освобождающий жест — клеть медленно и бесшумно понесла его вниз, в долину.

Чуть поскрипывали тросы. В запах мокрых цветов вмешались ароматы хвои и озоновый привкус. Лифт миновал влажный облачный слой, стало еще теплее, красноватый шершавый камень скалы медленно проезжал мимо — можно рукой дотронуться. Долина, залитая тенью, усыпанная золотом огней, всплывала, как драгоценная парча с морского дна. Потом ее заслонили верхушки ливанских кедров, разлохмаченные ветром.

Наконец клеть стукнула и остановилась. Лео покинул лифт и зашагал по знакомой дороге. В кустах дрока зашумело, раздвинув ветки, оттуда выбрался красный альфин и подошел, оскалив клыкастую пасть и шаркая по земле змеевидным хвостом с двойным узлом посередине. Орлиные острые когти на чешуйчатых передних лапах смотрелись странно, но эти когти помогали альфинам держаться на крутых склонах, а строение хребта было мягкое, кошачье, позволявшее совершать длинные прыжки.

Лео почесал зверя под подбородком, где росли узкие мягкие перья, и альфин осклабился еще больше, вывалив длинный малиновый язык. Маги часто использовали этих существ вместо охранных псов, альфины были умны, хорошо приручались и охотно жили в местах с высокой концентрацией канденция. Наверное, где-то лесник бродит, хозяин этого альфина. Вряд ли он гуляет сам по себе.

— Как тебя зовут, приятель, а?

Альфин не ответил, боднул Лео в ладонь и величественно двинулся вперед по тропе. Чешуйчатый хвост свился в замысловатую восьмерку, а красная шерсть на хребте встопорщилась иглами. Может быть, из деревни прибежал — эта земля густо заселена простецами, которые в давние века выбрали жизнь под защитой вейла и феи Долины.

Они возделывали землю, ткали, ковали, растили детей, отправляли в замок плоды своих рук — и проживали жизнь безопасную, беззаботную, хотя, может быть, и скучноватую. Выйти за пределы вейла они, конечно, не могли — точнее, могли, но только один раз. Вернуться обратно вейл уже не позволял. Только фактотумы, личные доверенные слуги магов, имели право выходить и возвращаться, да и то вернуться могли лишь с хозяином.

Лео проводил альфина взглядом и впервые в жизни задумался о том, бывали ли у этих простецов такие дети, которые оставляли эту приветливую и полную чудес землю, светящихся бабочек, единорогов на лужайках, цветущие и плодоносящие трижды в год деревья и мягкие короткие зимы, ради того, чтобы выйти за незримую преграду и выпасть в тусклый, серый, полный опасностей мир. Мир, в котором эти самые простецы были хозяевами.

Почему-то Лео казалось, таких детей должно было быть много. Вот как Катарина, старшая дочь Синего Ворона и мать Кассия. Но с нею-то понятно, она чувствовала себя ущербной в семье. А вот обычные дети обычных простецов, в которых и не предполагалось никакого таланта?

Что с ними потом становилось? Находили ли они себе пристанище в суровом человечьем мире? Или жалели о своем решении, бродили, неприкаянные, в тщетных поисках пути обратно?

Остроконечные листья травы по обеим сторонам тропинки начали просверкивать золотом. На ветках деревьев копилась радужная роса — они сделались словно бы ушиты мелким стеклянным бисером. Закололо ноздри и нёбо, по пальцам к локтям пробежали колючие мурашки. Воздух в горле заиграл миллионами пьянящих пузырьков, захотелось рассмеяться и пройтись колесом по мокрой траве.

Это означало, что карьер, а с ним один из разломов, совсем близко. Лео привычно блокировал прилив канденция и свернул налево, туда, где между деревьями виднелся обшитый деревянным брусом проход в скале.