Весть о смерти Стреляного мгновенно разнеслась по всему Питеру. Фотографии убитого можно было увидеть практически во всех городских газетах, сообщавших наперебой в подробностях о жизни и смерти знаменитого бандита. А несколькими днями позже на кончину Сергея Тарасова отозвались и центральные газеты – обывателю попытались разъяснить истинное место Тарасова в воровской иерархии. В солидном еженедельнике поместили интервью с начальником отдела по борьбе с организованной преступностью, в котором говорилось, что Стреляный имел все шансы занять в ближайшее время одно из ведущих мест в воровском мире и даже потеснить кое-кого в Москве, а следовательно, делался вывод: виновников убийства Сергея Тарасова можно искать не только в среде его приближенных. Некоторые издания договорились до того, что покойный Стреляный чуть ли не кумир питерской молодежи, хозяин Санкт-Петербурга. Рождалась очередная легенда. С легкой руки газетчиков Стреляный угодил в святые.

После торжественных и пышных похорон Сергея Тарасова все разговоры питерских бандитов и некоторых местных журналистов свелись в основном к вопросу преемственности власти: гадали, кто займет место Стреляного, кто станет новым крестным отцом города на Неве.

А ситуация оказалась весьма сложной и запутанной. Некоторые лидеры влиятельных группировок полагали, что события не стоит торопить, мол, время все расставит по местам.

Но так думали далеко не все. Нашлись отчаянные ребята, которые были убеждены, что настало их время и что пора незамедлительно устанавливать в Питере новые порядки.

Впрочем, и те и другие не скрывали, что хозяевами Санкт-Петербурга должны стать лидеры именно их группировок. Братва вела долгие бесплодные споры. Вопрос, кому должна принадлежать воровская корона, оставался открытым.

Поначалу эта негласная война с виду носила весьма корректный характер.

Но те, кто знал воровские традиции бандитов, не сомневались, что после сороковин будут забыты условности и символы общей скорби, – краткое перемирие закончится и начнется такая пальба, какая своими масштабами напомнит гангстерские войны двадцатых-тридцатых годов.

Владислав вернулся в Москву и сразу же позвонил Светлане. Сказал, что дела фирмы заставляют его задержаться в России еще на полтора-два месяца и что в следующий раз он позвонит прямо перед вылетом в Сан-Франциско.

– Что же, очень жаль. А мы с Олежкой так ждем твоего звонка!

– Милый мой Светик, я буду очень занят, – проговорил он скороговоркой.

Варяг понимал, что ему, смотрящему по России, из соображений конспирации любые дополнительные звонки, в особенности междугородные, противопоказаны.

– А как там Олежка? – быстро перевел он разговор на другую тему, не сулившую ему никаких осложнений.

– Весь в тебя, такой же непоседа, – поддела Светлана.

– Намек понял, – засмеялся Владислав. Светлана радостно щебетала в трубку, а ему было приятно слушать маленькие забавные истории о двухлетнем сынишке из уст любимой женщины.

– Ну, целую вас, мои зайцы, – сказал он, завершая разговор, и чмокнул губами трубку. – Какие будут пожелания?

– Владик, позвони или зайди к Барбаре. Передай, что мой английский на уровне и что я ее часто вспоминаю.

– Постараюсь, но не обещаю. Ну, пока, не скучай.

– Буду скучать, потому что я тебя… люблю, – сказала Светлана.

– И я тебя, – ответил Варяг и почувствовал, как волна нежности подступила к горлу. И все же эта женщина, подарившая ему сына, – самое дорогое, что у него есть.

Светлана положила трубку и задумалась. Если Владик все-таки не сможет выполнить ее просьбу, то потом, когда он вернется, она сама Барбаре позвонит. Если, конечно, он не будет против.

Месяцев за десять до отъезда в Америку Светлана, по настоянию Владислава, стала брать уроки разговорного английского у «носителя языка» – пожилой американки, на которой когда-то женился дипломат, вывез в Союз, а потом оставил ее… наедине с советской действительностью.

Светлана ездила к Барбаре два раза в неделю, занималась с удовольствием и делала большие успехи. Женщины прониклись друг к дружке симпатией и часто беседовали о том о сем за чашкой чая. Однажды, когда разговор зашел о любви, об отношениях мужчины и женщины, Светлана спросила напрямик:

– Скажите, Барбара, как получилось, что вы, такая интересная и незаурядная во всех отношениях женщина, остались одна, без семьи?

Лицо Барбары порозовело, складки в уголках рта разгладились, и она с улыбкой сказала:

– Потому что семья, дорогая моя, начинается не с постели и общей кастрюльки, а с ребенка. Я поняла это слишком поздно. Владислав Геннадьевич, когда договаривался со мной о занятиях с вами, произвел на меня хорошее впечатление. Он ваш муж?

– В общем, да. Мы пока еще не расписаны, но можно сказать, что я замужем.

– Ребенка, конечно, еще не нажили.

– Еще нет, – улыбнулась Светлана.

– Вам мой совет – с этим не затягивайте. Я давно уже пришла к выводу: если женщина хочет от мужчины забеременеть, вот тогда можно выходить за него. И, конечно, важно, чтобы он был прочен. Не мощный, как герой вестерна, а надежный. Вы меня понимаете? Желательно, чтобы был умен, обязательно щедр…

– И любил до безумия, – добавила Светлана, понизив голос.

– А вот это как раз не обязательно. Прочный мужчина может просто любить, – сказала Барбара с расстановкой и, помолчав, усмехнулась. – Коли говорит, что, если не будешь принадлежать ему, выбросится из окна, надо вызывать ему лифт, а самой отправляться в парикмахерскую. К великому сожалению, в свое время я этого не сделала. Хуже безумно влюбленного, милая Светлана, только дурак и жлоб.

Барбара потянулась за сигаретами, закурила.

– И, дорогая, нужно постоянно помнить, ни на секунду не забывать, что тот, в кого мы влюблены, – в какой-то мере наш противник, неприятель, и поэтому следует всегда быть в форме. Никаких откровений. Мы не имеем права ныть, плохо себя чувствовать, привередничать. Можно нашептывать что угодно, но непременно держать ситуацию под контролем. Никаких домашних халатов, тапочек, спущенных чулок, высовывающихся лифчиков. Когда плохо, не в настроении – действуй, не церемонясь. Желаю побыть одна, и все тут. Можно и без объяснения причин. Такова жизнь. Вы уж мне поверьте! Хочешь быть счастливой, веди бой, как боксер на ринге. Ежедневно и по всему полю.

– А как же постель? – не удержалась Светлана.

– О-о-о… – протянула Барбара, – здесь наша площадка. Здесь можно расслабиться, быть естественной, позволять себе любые безумства. Мужчина в постели настолько хорош, насколько женщина пожелает. Он ведь считает, что имеет наше тело и душу, а на самом деле все наоборот. Утром нужно делать вид, что ночной экстаз мы не помним в упор. Он прошел, как сон. Но если мы сегодня не расстаемся, то будет новая ночь и будет новый экстаз с охами и ахами.