переоценивает меня, а казался рациональным прагматиком! Пусть, мне же лучше. Но отчего растет сила? Ведь и без помощи посоха получалось все заметно сильнее, чище, быстрее. А уж с посохом — чувство силы опьяняло до ложного всемогущества, так что я был искренне благодарен учителю за то, что не дает мне зазнаться, не давая мне побеждать себя. Но и и не избивал он меня ни разу! Во время тренировок можно делать что угодно, мана для лечения в таких случаях разрешена до уровня полного восстановления подопытных подопечных, чем Михаил перестал пользоваться сразу с того памятного дня. Ибо незачем стало. Он переигрывал меня, тонкость наставника превосходила его силу, и мне ничего не оставалось, как признать свое магическое невежество. В сравнении. Потом я сообразил, что без побоев переношу свои неудачи тяжелее.

Отношение ко мне, если и изменилось, то ничем не выражалось, и заметить ничего не получалось.

— Что же вы, учитель, — пробовал я поязвить, — стращали, пугали, смерть пророчили, а на деле что вышло? Что и одна "крыса" с посохом раскатала бы всех этих горе-вояк в блин, не испытав особенных проблем?

— А ты разве не понял? — Михаил обозначил удивление на лице так, что стало понятно — он и не удивлен, и ему наплевать. — Ну и дурак.

— Не понял что, наставник? Что вы меня водите за нос? Что вы меня малость недооценивали? Что вы мизантроп?

Насмешливость прошла впустую, Михаил игнорировал любые попытки разговорить его. Пищу для размышлений дал, как ни удивительно, Иван. "Дядька", а ныне мой слуга, то есть вассал принесший клятву, неожиданно вмешался при очередном словесном наскоке на учителя, выкрикнув:

— Да, еклмн! Это же были не те маги, что должны были выйти, малохольный, ну как ты не соображаешь, а?

Воин отказался участвовать в наших тренировках, заявив, что не по Сеньке шапка, но каждое утро появлялся на Арене, усаживался с краю, скрестив ноги, и наблюдал. Или скучал. Жил он, как свободный, где-то за пределами комплекса, чему я уже страшно завидовал.

— Не те? — Я даже остановил каст, отчего посох недовольно завибрировал.

— Ну да. Не те. Ты действительно думал, что смог победить отряд знати? — Иван развеселился, хлопая себя по бедру. — Во даешь, малохольный! Это ведь шваль, отбросы, видно было и младенцу.

Действительно. Вид у них был что надо. И с такими вот договаривались городские павлины? Но где тогда "настоящие" маги, и почему они не вышли сами? О чем и спросил.

— А это уже ваши магические дела, сюзерен, что и почему. Откуда же мне знать? Отказались, значит. По каким причинам — сам соображай.

Я и соображал, только сообразить ничего не мог. Они, эти маги, думали, что справится эта шайка? Она бы и справилась, не получи я резкий рост магических сил и (почти) симбиоза с артефактом. Но зачем? Если все это ради денег, то как можно доверять столь крупную сумму каким-то оборванцам и слабым, я наконец-то хоть это понял, магам? А риск? Того же урона чести, если на то пошло, пусть деньги не важны, хоть и странно, но вызов всегда официален. Их честь, их Правда проиграла. И отношения с городскими вряд ли романтизирует. Поставить на кон крупную сумму, свою Правду, неизбежно прязанную к правам, отношения с администрацией, зачем?!

— Правильный ответ можно получить только задав правильный вопрос, — учитель все-таки не выдержал моей бестолковости, — а правильныйй вопрос тут не зачем, а почему.

— Почему?! — Но он уже вернулся к своей флегматичной отрешенности.

— За эльфийку спасибо, кстати.

Поддеть не удалось и этим. Мистер равнодушие не испытывал никаких чувств ни ко мне, ни к покойной эльфийке, вообще ни к чему. Эталон выдержки!

И вот город! Не обошлось без небольшой заминки. Когда я собрался (новый костюм и чистая обувь, морда лица выбрита до синевы, настроение бодрое) и вышел, то ожидающий вассал загоготал указывая на посох:

— Хахахахахаха, ты с ним собрался, что ли?

— Ну да, а что такого? С оружием нельзя? А ты как ходишь?

— Ыыыыы, — всхлипывал Иван, — ты серьезно?

— Да а чем дело? — Я понял, что вновь где-то глупо ошибся, но быть шутом тоже надоедает. — Так объясни сюзерену его промах, чего ржать?

— Ну это как… даже не знаю с чем сравнить! Ты, малохольный, себе представь девицу дивной красоты, голую, с мешком золота, ночью в злачном районе?

— Это я-то красивый?

— Да не ты, баран, посох твой, посох!! За ним очередь выстроится.

— В смысле? Такая редкость?

— Не тупи, малохольный. Редкость! Таких вообще всего три.

— А…

— Те, что ты видел — дешевые подобия. Дешевые не в смысле цены, а по возможностям. Ты правда думаешь, что подобные вещи в торговых лавках продаются? Вижу, что думаешь. Идиот. Это явно родовой артефакт. Посох — средоточие силы, ключ и замок одновременно. Библиотека и лаборатория. Ворота и тупик, путь и ущелье. Как тебе объяснить?

— Да как есть, так и объясняй. Что ты обзываешься, знаешь ведь, что я не помню ничего толком?!

— Свежо предание, да верится с трудом. Не помнит он. А посох родовой почему слушается, а? Он Самуила так не слушался! Думаешь, я на тебя каждое утро смотреть прихожу? Нет, я люблю юмор, правда, но посох куда интереснее, поверь.

— Родовой?! — Ухватился я за эвфемизм понятия "рояль". — Это посох моего рода?!

— Понятия не имею. Не обязательно. Что он тебя Так слушается — диво дивное, верно. Но не обязательно родовой. А потому все кто обладают силой и верой в себя, а это лучшие маги города, нашего города, не убогого Демянска какого, все пожелают его у тебя забрать.

— Так я не отдам.

— Костьми лягут, себя развеют, но отберут.

— Его видело немало людей, те же купцы. Почему никто не знает о нем, не пришел за ним?

— Знают, конечно. Все кому надо знают, многие из тех кому не надо — тоже.

— И в чем проблема выйти на Арену и забрать? Ну, если могут? Как это устроено, вызов, так и так, мол, есть некий девайс, обладать которым мне