Вдруг звякнул дверной колокольчик, потом раздался звук быстрых шагов. Нападавший вскрикнул и повалился на бок.

Персис снова смогла дышать. Кто-то поднял ее и усадил, и она стала жадно хватать ртом воздух.

Другой мужчина, сев перед ней на корточки, обеспокоенно вглядывался в ее лицо.

Она сфокусировала на нем взгляд и застыла от потрясения.

– Персис? – спросил Зубин Далал. – Ты в порядке?

32

– Это уже привычка. Плохая. – Сет смотрел на Персис со смесью сочувствия и раздражения.

Следующим утром, в восемь часов, Персис – с острой головной болью и отекшим горлом – сидела в кабинете Сета. Глотать было тяжело, разговаривать – тоже.

Она только что пересказала события прошлой ночи, неотвязно крутившиеся у нее в голове, болезненные, как свежая рана.

Через несколько секунд после появления Зубина Далала она поднялась с пола и склонилась к своему противнику.

Зубин ударил его дубинкой по голове.

Но мужчина не просто лежал без сознания. Он был мертв.

Значит, глаза ее все-таки не обманули. Она не промахнулась, и второй выстрел действительно попал нападавшему в грудь. Каким-то образом мужчина не сразу упал, а продолжал бороться на приливе адреналина.

Но в конце концов пуля сделала свое дело.

Тяжело дыша, Персис опустилась перед телом на колени, потянулась к лицу нападавшего и сорвала с него балаклаву.

У нее вырвался изумленный вздох.

Перед ней лежал англичанин, Джеймс Ингрэм.

Теперь, когда она сидела в кабинете Сета, вопросов становилось все больше.

Почему Ингрэм за ней следил? Почему напал?

Это было бессмысленно.

Ингрэм был писателем, но никакая история не стоила того, чтобы совершать такие поступки. Если только… Мог ли Ингрэм быть сообщником Хили? Если Хили его предал… Это бы многое объяснило, в том числе то, почему Ингрэм месяц назад вдруг появился в Бомбее.

Персис представила, как они вдвоем спланировали похищение манускрипта: Хили стал внедренным агентом, Ингрэм поддерживал его снаружи… Когда дело было сделано, Хили решил пойти своей дорогой и спрятал манускрипт, вместо того чтобы передать его Ингрэму. Почему? Просто передумал? Или дело было в чем-то другом?

От бесплодных размышлений голова заболела только сильнее. Лучше придерживаться фактов.

– Что мы вообще знаем об этом Ингрэме? – Голос Сета вывел ее из оцепенения.

– Только то, что он мне сказал. Все это теперь ничего не стоит.

Сет постучал по виску костяшками пальцев. В последнее время у него и так хватало проблем.

– Может быть, что-нибудь в его прошлом прольет свет на то, где Хили спрятал этот проклятый манускрипт.

Персис машинально кивнула.

Сет пристально на нее посмотрел:

– Ты в порядке?

Персис смотрела в стену.

– Знаешь, за всю свою карьеру я никогда ни в кого не стрелял. Даже не выхватывал пистолет в приступе ярости. А ты за несколько недель убила двоих. Не буду говорить, что знаю, каково это, но одну вещь скажу: они оба это заслужили. – Он встал с кресла и оперся на край стола рядом с Персис. – Из тебя выйдет отличный полицейский, Персис. Если бы ты была мужчиной, тебя бы увешали медалями и всячески ублажали. Но в нашем мире все не так. Вместо этого в тебя метают ножи. Если ты не найдешь этот манускрипт, достанется нам обоим.

* * *

На рабочем столе ее ждали букет и записка.

– Что это? – спросила Персис, недовольно глядя на Бирлу. – Мне не нужны цветы. Я не в больнице.

– Не надо на меня так смотреть. Я даже своей жене не дарю цветов. Даже на свадьбу не подарил.

Хак запихал в рот сэндвич с чатни и рыгнул.

– Это не я.

Персис раскрыла записку.

Мы можем встретиться? З.

На нее снова нахлынули воспоминания о прошлой ночи, как волна в море, неожиданно накрывающая лодку.

Зубин.

Случилось так много всего, что она едва успела задуматься о его появлении. Через пару секунд после того, как он заявился в магазин и вырубил Ингрэма, появился ее отец. Грохочущую коляску толкал полусонный Кришна. Они задремали наверху в гостиной, и их разбудили выстрелы.

Поняв, что случилось, Сэм настоял на том, чтобы поднять Азиза – он жил всего в десяти минутах от них.

Доктор быстро осмотрел Персис, не обращая внимания на ее заверения в том, что все в порядке. Он посветил фонариком ей в глаза, аккуратно ощупал голову и объявил, что серьезных повреждений нет.

– Тебе очень повезло, – сказал он.

Вскоре появилась Нусси, хотя ей как будто никто не звонил. Оглядев место происшествия, она разразилась пламенной речью против полицейской службы, в очередной раз умоляя Персис подумать если не о собственной безопасности, то хотя бы о психическом здоровье окружающих. Чего ради настаивать на этом извращенном желании, когда преступники в любую секунду могут ударить ее дубинкой и застрелить?

– Это она стреляла, – заметил Сэм.

Нусси не обратила на него никакого внимания.

Еще через десять минут появился Арчи Блэкфинч. Он прибыл как криминалист, но когда узнал, что именно произошло, то попросил Персис ненадолго выйти наружу.

Стояла теплая ночь. Арчи посмотрел на Персис сверху вниз сквозь стекла очков:

– Ты в порядке?

– Почему все задают мне этот вопрос?

– Потому что мы беспокоимся. Потому что мы за тебя переживаем.

Персис обхватила себя руками и стала смотреть на Акбара, который вышел за ними на улицу и теперь терся о ее ноги. Не столько из любви, подумала она, сколько из-за того, что пора было его кормить.

– Тебе повезло, что он не был вооружен. Он мог выстрелить первым.

– Но он не выстрелил. А я выстрелила.

Воцарилось молчание. По улице пронесся велосипедист, заставив их отойти в сторону.

– А кто этот… мм… джентльмен, который тебя спас?

– Он меня не спасал.

– Не знаю, он говорит именно это.

Персис обернулась так резко, что Блэкфинч отступил назад. Лицо у нее застыло от гнева, глаза пылали… но потом огонь в них потух. Едва ли Блэкфинч был виноват в том, что Зубин появился из ниоткуда и теперь она была у него в долгу, что было просто невыносимо.

Какого черта он вообще здесь забыл?

Будто она призвала его одной мыслью, дверь распахнулась, и в ночь вышел Зубин Далал.

У Персис защемило сердце.

Он почти не изменился. Те же легкомысленные усы, смеющиеся глаза, аккуратно зачесанные назад черные волосы. Он был невысок, едва ли не ниже нее, но его серый двубортный костюм был безупречен. Он двигался с грациозностью балерины и улыбался так, будто сам дьявол приобнял его за плечо и