– А вы чего смеётесь? Помните своё решение?

Улыбка сошла с лица Се Ляня, и он серьёзно сказал:

– Я дам им ещё один стакан.

Фэн Синь и Му Цин с трудом удержались от смеха; один отвернулся, другой опустил голову. Се Лянь обратился к ним:

– Что смешного? Я не шучу. Будь я богом, я дал бы им воды, сколько нужно.

Советник легонько покачивал чашку в руке, и чай в ней плескался, словно живой.

– Всё в этом мире имеет счёт: и удача, и невезение. Стакан есть только один, и если ты напьёшься – другому не достанется. Кто-то выживет, а кто-то умрёт. Так было с древних времён: людей много, стакан один, и каждый заслуживает его в равной мере. Хотите изменить судьбу? Что ж, это сложно, но не невозможно. Но если вы измените судьбу этого ребёнка, вслед за ней изменятся судьбы других людей, и вас настигнет возмездие. Тогда вы сказали, что дадите ещё стакан воды, сейчас – что найдёте какой-то третий вариант, но суть одна: звучит хорошо, а на деле ничего у вас не выйдет.

Се Лянь слушал молча – не соглашаясь и не отрицая. В конце сказал только:

– Спасибо за науку, советник.

Тот допил чай, почмокал губами и ответил:

– Да не за что. Вы ж всё равно меня слушать не станете.

Се Лянь понял, что наставник читает его как раскрытую книгу. Он неловко закашлялся и забормотал:

– Сегодня в храме Шэньу я слишком увлёкся своими переживаниями и позволил себе лишнего, сказал то, чего не стоило. Прошу вас простить меня.

Советник спрятал руки в длинные рукава и чуть улыбнулся:

– Вы мой лучший ученик и к тому же наследный принц. Как же вас не простить? Более того, могу сказать, что вы самый талантливый юноша, которого я видел.

Се Лянь не совсем понимал, к чему он клонит. Советник продолжил:

– Вы одарены от природы, у вас есть идеалы, вы усердны и не боитесь тяжёлой работы. Вы человек благородного происхождения, при этом добры и преисполнены сочувствия к ближним. Никто не подходит под описание «баловень судьбы» лучше вас. И всё же я волнуюсь. Боюсь, что однажды вы натолкнётесь на препятствие, которое не сумеете преодолеть.

– Но почему?

– Вы взлетели высоко, но многого ещё не понимаете, и этому нельзя научиться у других. Взять хотя бы ваши слова сегодня в храме Шэньу: про то, что не надо поклоняться богам. Мало кто задумывается о подобном, а вы дошли до этого в таком юном возрасте… Похвально. Однако не стоит считать, что вы единственный, кого посетила эта мысль.

Се Лянь чуть прищурился, а советник продолжил:

– Люди озвучивали эти соображения несколько десятков и даже несколько сотен лет назад. Но они не смогли ничего изменить: их голоса были слишком тихими, и их никто не услышал. А почему, как по-вашему?

Помолчав, Се Лянь ответил:

– Потому что они были недостаточно тверды в своём мнении, чтобы от слов перейти к действиям.

– Ну а вы?

Вместо ответа Се Лянь вдруг спросил:

– Наставник, как вы думаете, я смогу вознестись?

Советник пристально посмотрел на своего ученика:

– Уж если вы не вознесётесь, другим и мечтать нечего. Всё будет; это лишь вопрос времени.

Се Лянь улыбнулся:

– Тогда вы сами знаете ответ на свой вопрос. – Он воздел руки к небесам. – Если однажды я вознесусь, то сделаю всё возможное, чтобы мои слова претворить в жизнь.

Му Цин и Фэн Синь, стоявшие всё это время позади него, невольно резко подняли головы. Губы Фэн Синя растянулись в улыбке, а у Му Цина глаза заблестели – прямо как у Се Ляня.

– Хорошо, буду ждать, – кивнул сановник. – Впрочем, я никому бы не пожелал вознестись чересчур рано. Вот скажите, что такое дао?

– Как вы и говорили, дао – это путь, которому следует человек, – с поклоном ответил Се Лянь.

– Да. И вы прошли ещё слишком мало. Так что, мне кажется, пора вам спуститься с горы и отправиться в путешествие.

Се Лянь просиял, а советник добавил:

– Вам исполнилось семнадцать. Я позволяю вам покинуть Тайцаншань, чтобы повидать мир и набраться опыта.

– Здорово!

При одной мысли о том, что ему нужно вернуться в столицу и иметь дело с государем и Ци Жуном, принц впадал в уныние. Вдобавок пришлось бы держать ответ перед родителями за сгоревший дворец Сяньлэ. Уж лучше уехать подальше и посвятить себя поиску собственного пути.

Наставник снова заговорил:

– Ваше высочество, в народе ходит одна крылатая фраза. Все принимают её за истину, но на самом деле это ошибка.

– Какая фраза?

– Вознёсшиеся становятся богами, падшие – демонами.

– И что тут неправильно?

– Это же очевидно. Запомните: вознёсшийся или падший, человек остаётся человеком.

Се Лянь ещё не успел обдумать эти слова, но советник похлопал его по плечу, обернулся и сказал:

– А что касается этого мальчика… не переживайте так сильно, у каждого своя судьба. Иногда мы не в силах помочь, как бы ни хотелось. Впрочем, там видно будет. Пока отправляйтесь в дорогу, наберитесь опыта. Надеюсь, вы вернётесь уже повзрослевшим.

Никто не ожидал, что той же ночью ребёнок сбежит из Хуанцзи и исчезнет без следа. И тем более никто не мог предположить, что сразу после победы над безымянным призраком у моста Инянь и возвращения из странствий его высочество наследный принц, которому исполнилось всего семнадцать, под сверкание молний и раскаты грома вознесётся на Небеса.

И содрогнулись три мира.

Глава 69

Простолюдин, посягнувший на деньги божества, встречает принца

– И-и-и… открываем!

Алая парча соскользнула вниз под восторженные вздохи толпы – и к небесам вознёсся сонм ликующих возгласов.

Это была скульптура наследного принца. В одной руке он держал меч, а в другой – цветок, что символизировало силу, способную уничтожить весь мир, и душу, стремящуюся сберечь каждый цветок. Статуя обладала красивыми, нежными чертами лица, тонкими и длинными бровями, безупречным изгибом губ, а уголки рта были чуть приподняты в улыбке. Облик её был чувственным, но не легкомысленным; отстранённым, но не холодным; то было изящное лицо, лучащееся милосердием. Изваяние возвышалось в восьмитысячном по счёту храме наследного принца в государстве Сяньлэ.

За три года, прошедшие с его вознесения, в стране возвели уже восемь тысяч молелен. Никого и никогда ещё так яро не почитали, ни одному божеству не поклонялись так истово.

Впрочем, эта скульптура была далеко не самой роскошной. Пик на горе Тайцаншань, где несколько лет жил и обучался его высочество, переименовали в пик Принца. Именно там построили первый дворец Сяньлэ, и там с первой статуи его высочества государь лично снял полог на церемонии открытия. Высота той скульптуры составляла пять чжанов; над ней трудились самые искусные мастера страны. Её отлили из чистого золота, поэтому её смело можно было назвать золотым телом[19].

Во дворце Сяньлэ не переводились просители, обивавшие пороги. Весь