треножник перед храмом был утыкан всевозможными благовониями, ящик для пожертвований пришлось установить куда крупнее и прочнее, чем в других храмах, потому что обычного не хватало и припозднившимся посетителям было попросту некуда класть деньги. Прудик у входа во дворец тоже был завален ими; под сверкающей на солнце рябью поблёскивало медной зеленью дно, а старые черепахи под градом монет попрятались в панцири и не осмеливались вылезать. Даже увещевания монахов не помогали – люди не прекращали кидать монеты. Во дворике, окружённом красными стенами, росли сливы, чьи веточки были украшены несметным количеством алых лент с просьбами об удаче. Развеваясь на ветру, они являли собой дивное зрелище.

Ну а в главном зале Се Лянь чинно восседал на постаменте под собственной статуей и смотрел на всех с высоты. Сокрытый от посторонних глаз, он мог отлично слышать, как переговариваются между собой верующие:

– Чего это в храме его высочества нет футонов для молитвы?[20]

– Смотритель сказал, что здесь вообще нельзя на коленях стоять. Очень странно: храм-то открыт…

Кто-то вмешался:

– Вы, наверное, впервые во дворце Сяньлэ. Такие уж тут правила. Говорят, после вознесения его высочество явился во снах настоятелям своих храмов и передал, что верующим не надо вставать на колени.

Хоть его никто и не видел, Се Лянь всё равно согласно кивнул. Но те двое вдруг рассмеялись:

– Что за чушь? Врёте вы всё! Боги для того и существуют, чтобы перед ними преклоняться.

Принц поперхнулся. А кто-то ещё поддакнул:

– Ну конечно надо вставать на колени. Только так можно молиться искренне!

– Нет футонов – и ни к чему. На полу устроимся.

Один из них опустился на колени, и остальные последовали его примеру. Сотни людей внутри и снаружи храма принялись отвешивать поклоны статуе, бормоча при этом молитвы и загадывая про себя желания. Се Лянь молча спрыгнул с постамента и подумал: «Ладно, постепенно привыкнут…»

В следующую секунду на него лавиной обрушился нестройный хор людских голосов.

– Молю об успешной сдаче экзамена для продвижения по службе. Если исполнится, щедро отблагодарю!

– Пусть меня минуют опасности в пути!

– Девушка, что мне нравится, засматривается на моего наставника. Молю, сделайте его пострашнее, ну пожалуйста!

– Да провалиться мне, если не рожу здорового сына!

О чём они только не просили. У Се Ляня от их галдежа аж голова распухла, и он поспешил произнести заклинание, чтобы отгородиться от этих голосов. Однако стоило им стихнуть, как раздался громкий крик и человек в чёрных одеждах, зажимая уши, выбежал из глубины зала с воплем:

– Это что за дерьмо?!

Верующие никак на это не отреагировали и продолжили бить поклоны, а Се Лянь вздохнул, похлопал юношу по плечу и улыбнулся:

– Нелегко тебе приходится, Фэн Синь.

Ежедневно не меньше тысячи верующих возжигали во дворце Сяньлэ благовония, чтобы обратиться к божеству с просьбой. Сначала, когда всё ему ещё было в новинку, Се Лянь не делил их по важности, каждым занимался сам. Но когда страждущих стало слишком много, пришлось поручить разбор прошений Фэн Синю и Му Цину. Они проверяли, какие уместны, а какими можно пренебречь, и передавали принцу только те, на которые стоило обратить особое внимание.

Му Цин молча делал свою работу и не возмущался, а вот Фэн Синь никак не мог взять в толк, почему некоторые загадывают всё подряд. Ну как можно явиться во дворец бога войны просить гармонии в интимных отношениях?! К тому же со временем другие боги стали ворчать за спиной Се Ляня, что тот чужой хлеб ест: просьбы выполнить не может, а верующих переманивает, – и возразить тут было нечего.

Фэн Синь продолжал зажимать уши, хотя никакого проку от этого, конечно, не было. Он посетовал:

– Ваше высочество, ну почему среди ваших последователей так много женщин?!

Се Лянь, что сидел в облаке клубящегося дыма благовоний, спрятав руки в длинные рукава, усмехнулся:

– И что в этом плохого? Толпы красавиц радуют и глаз, и сердце.

– Нет, женщины – это ужасно! – вскричал Фэн Синь. – Все молитвы о том, чтобы стать красивыми, выйти замуж и нарожать детей! Других мыслей у них не бывает! У меня от них уже голова трещит.

Се Лянь расплылся в улыбке и только собрался ответить, как толпа вдруг заволновалась. Народ принялся перешёптываться:

– Князь Сяоцзин! Уходим скорей!

Се Лянь с Фэн Синем посмотрели в сторону входа. Люди побледнели от ужаса и бросились врассыпную, будто не князь Сяоцзин явился, а князь тьмы. Только что здесь было не протолкнуться, а теперь точно ураган налетел и смёл всех верующих. В опустевший зал ступил молодой человек в роскошных одеждах и в мантии; выражение лица и осанка сразу выдавали его благородное происхождение. В руках юноша держал драгоценный фонарь из цветного стекла. Он перешагнул через порог и вразвалочку прошёл вперёд. В его чертах угадывалось сходство с Се Лянем, но взгляд!.. Такой дерзкий взгляд мог принадлежать лишь Ци Жуну.

Лет ему было семнадцать-восемнадцать. Он возмужал, стал сдержаннее и наконец-то начал вести себя как мужчина из знатного рода. Князь оставил свиту у входа, а сам прошествовал через главный зал. Выбрав место почище, он опустился на колени и, держа фонарь обеими руками, поднял его над головой, а затем несколько раз торжественно поклонился. Се Лянь и Фэн Синь на постаменте переглянулись, и Фэн Синь раздражённо поцокал языком.

Три года назад, когда Се Лянь покинул столицу и отправился в странствие, Ци Жун ещё сидел под домашним арестом, и после возвращения им не довелось повидаться: в первую же ночь принц вознёсся во сне под раскаты грома. За эти три года Се Лянь послал немало снов родителям и наставнику. Ци Жуну один раз тоже явился: велел, чтобы тот укротил свой несносный нрав, перестал безобразничать и был отныне добр с людьми. И Ци Жун принялся активно участвовать в строительстве храмов и монастырей, делать пожертвования и возжигать лампады.

Он старался, но время от времени всё равно доставлял проблемы, а подчищать за ним грязь приходилось Фэн Синю. Можно понять его досаду.

Ци Жун закончил кланяться и сказал с обидой:

– Мой венценосный братик, это уже пятисотый фонарь, который я зажигаю в твою честь. Посмотри, как я тебе предан. Когда же ты мне явишься? Хоть сон мне опять пошли. Тётя с дядей тоже очень скучают, а тебе до нас дела нет; такой холодный и недоступный!

Он даже не догадывался, что именно в эти секунды Фэн Синь стоит рядом и выговаривает Се Ляню:

– Ни в коем случае не реагируйте. Император вас предупреждал: небесным чиновникам не положено являться смертным без крайней нужды. Особенно это касается родственников.

– Не волнуйся, – ответил принц, – я в курсе.

Ци Жун поднялся с колен, достал кисть и наклонился, чтобы написать на фонаре пожелание. Се