Мышцы Беатрис сжались от страха. Ей хотелось распахнуть дверцу машины, но она заставила себя подождать, пока ее откроет водитель. Она коснулась золотой государственной цепи, что висела у нее на шее. Вес регалии давил на плечи, но отец никогда не склонялся под ним, а значит, не склонится и Беатрис.

Она облачилась согласно своему положению. Лента цвета слоновой кости – знак Эдвардианского ордена, высшей рыцарской награды Америки. Тяжелая государственная мантия с оторочкой из горностая.

И наконец массивная имперская государственная корона. Все это было слишком велико для Беатрис – особенно корона, которая то и дело норовила съехать на затылок или нос.

Атрибуты власти казались тяжелыми и неуклюжими на стройной фигуре Беатрис, потому что все они были созданы для мужчин.

Молодой человек в костюме, скорее всего, какой-то помощник конгрессмена, рванул вперед. Когда Беатрис в парадном наряде вышла из машины, он побледнел.

– Ваше Величество, – воскликнул юноша, затем, казалось, опомнился и отвесил ей поклон.

– Благодарю, что вышли меня поприветствовать. – Она прошла мимо него, стараясь не думать, насколько все неправильно. Ей следовало переступить этот порог с помпой, а не красться через черный ход, как вор в ночи.

– Ваше Величество, – выдохнул юноша, бросившись ей вдогонку. – Боюсь, мы вас не ждали.

Каблуки Беатрис резко стучали по полированному граниту пола. Она глубоко вздохнула, собираясь с духом.

– Не соизволите ли указать мне путь… – она замолчала, ожидая, пока молодой человек назовет свое имя.

– Чарльз, Ваше Величество. – Он глянул на корону, и его решимость пошатнулась. – Я… то есть… почту за честь, – пробормотал Чарльз и пошел следом. Разумеется, он не мог по-настоящему ее вести, поскольку никому не разрешалось идти впереди правящего монарха.

Беатрис двинулась по длинному коридору мимо ряда деревянных дверей, все они были закрыты. Ей приходилось идти мучительно медленно; мантия волочилась за ней, как огромный бархатный ковер. У нее возникло чувство, будто кто-то схватил ее за волосы и тянет назад.

У входа в Зал трибунов – нижнюю палату Конгресса – Беатрис выжидательно посмотрела на Чарльза.

– Постучите, пожалуйста. Вы знаете, что сказать?

Его горло дернулось, но он сумел кивнуть. Затем втянул воздух и постучал в резную деревянную дверь – один, два, три.

– Ее Величество Королева просит права выступить на этом собрании!

После слов Чарльза повисла гробовая тишина.

Нет, хуже, ведь Беатрис осознала, что улавливает внутри приглушенный хор звуков: тревожный шепот, шелест мантии, торопливые шаги. Все, кроме того, что должна была услышать – крик, приглашающий ее войти.

Тяжелая деревянная дверь распахнулась. Беатрис сделала шаг вперед, но, увидев, кто стоит на пороге, замерла.

Роберт Стэндиш выскользнул наружу, на удивление легко ступая для такого тучного человека.

– Ваше Величество, – прошипел он. – Что вы здесь делаете?

Беатрис пришлось напоминать себе, что надо продолжать дышать – вдох-выдох, вдох-выдох, снова и снова.

– Я могла бы задать вам тот же вопрос, – осторожно сказала она. – Вы пытаетесь закрыть Конгресс сами?

Сквозь щель открытой двери она могла лишь мельком разглядеть Зал трибунов: несколько сотен мест по обе стороны от прохода и резной деревянный трон в дальнем конце комнаты.

Триста шестьдесят три дня в году этот трон пустовал. Его намеренно держали так: возможно, чтобы напомнить Конгрессу о безмолвном присутствии монарха или, возможно, чтобы напомнить монарху, что он не имеет права голоса в законодательной ветви власти. Этот трон можно было занять только тогда, когда правитель торжественно открывал и закрывал каждую сессию Конгресса.

И теперь Роберт пытался помешать Беатрис.

– Конечно, – без малейшего сожаления ответил лорд-камергер. – В любом случае, когда монарх не может председательствовать на открытии или закрытии Конгресса, его полномочия отходят назначенному представителю Короны.

Гнев переполнял ее грудь.

– Я вас не назначала! И даже так, по традиции им должен стать мой наследник, – добавила она, вспоминая времена, когда была намного моложе, когда дедушка заболел и ее отец председательствовал в Конгрессе вместо него.

Камергер усмехнулся.

– Вы же не всерьез? Посылать сюда Саманту?

– Ее Королевское Высочество принцессу Саманту, – поправила Беатрис.

Она смутно осознавала, что Чарльз с нескрываемым страхом наблюдает за этим разговором. Но Беатрис не могла о нем беспокоиться. У нее имелись гораздо большие проблемы.

– Ваше Величество, вам здесь не рады, – твердо сказал Роберт.

– Вы ведь не можете ожидать, что я…

– Если вы не уйдете, то можете спровоцировать серьезный конституционный кризис. – Когда она так и не двинулась с места, он поджал губы. – Сейчас не время.

– Вы все время так говорите! – взорвалась Беатрис. – Я уже несколько месяцев королева! Когда же настанет время?

– Когда вы выйдете замуж!

Она выпрямилась в полный рост, жалея, что не надела каблуки повыше.

– Я королева Америки, – повторила она. – Не важно, замужем я или нет.

Он поднял глаза к небу, словно молча проклиная ее глупость.

– Беатрис. Конечно, это важно. Когда во главе Америки стоит молодая одинокая женщина – это заставляет всю нацию чувствовать себя неуравновешенной и эмоциональной. Боже, да у большинства мужчин в этой комнате есть дети старше вас.

Ей не понравилось, что он сказал только про мужчин, как будто все женщины-конгрессмены даже не заслуживали упоминания.

– Подождите, пока рядом с вами не окажется Тедди, – добавил он. – Может, тогда людям будет легче воспринимать вас всерьез.

Роберт не улыбался, но глаза его блестели. Это напомнило Беатрис девочек, которые издевались над ней в младших классах. Они говорили жестокие слова обманчиво добрыми голосами, а их лица светились злобным восторгом.

До этого момента Беатрис не понимала, как непреклонно Роберт работал против нее.

Он не делал этого открыто, как те, кто освистывал ее на митингах или оставлял неприятные комментарии в интернете. Нет, Роберт противостоял ей гораздо коварнее. Он систематически подрывал силы Беатрис: лишал ее уверенности, отвлекал свадьбой, выкручивал статьи Конституции, лишь бы не дать править.

И ее собственный Конгресс ему это позволил. Беатрис не знала, что произошло – отказали ли они ей по собственному желанию или поддались на уговоры Роберта – но имело ли это значение? В любом случае, приглашение не пришло.

– Почему вы так со мной поступаете? – прошептала она.