— Да, Влада, — ответил он, радуясь, что можно хоть чем-то себя занять.

— Я договорилась с Вадимом, — сказала Влада. — Он будет ждать нас через два часа.

Дробышев собрался поторопить Таню, но тут зашуршал замок, и она, наконец, появилась.

— Как Инна? — поинтересовался он.

— Ничего. У нее хорошее сердце.

— Торопись, нас ждет художник.

— Влада звонила?

Таня подошла к нему, он обнял ее за ноги.

— Да.

— Степа, мы ничего не узнали про журналиста.

— К портрету это не имеет отношения.

Художник сделает Танин портрет, Дробышев повесит его на стену, и ему не будет одиноко, когда она торчит у соседки.

На встречу они едва не опоздали. Опаздывать Дробышев не любил и злился на себя за то, что плохо рассчитал время.

— Извините, — пробормотал он, подходя к столику, за которым Влада и высокий худощавый парень перебрасывались словами.

— Ничего, — улыбнулась Влада. — Мы сами только что пришли.

Художник тоже улыбнулся и сразу посерьезнел, в упор разглядывая Таню. Разглядывал пристально и долго, а потом кивнул — фейсконтроль Таня прошла успешно.

Дробышев облегченно выдохнул, что было странно, поскольку желание иметь Танин портрет все-таки не было для него жизненно важным.

Ниоткуда появившийся официант подал меню, все дружно заказали себе мясо.

Теперь художник поглядывал на Таню весело и с интересом, а на Дробышева просто весело, без интереса, и время от времени от всей души зевал.

— Не выспался? — спросила Влада.

— У меня сын маленький, — объяснил Вадим. — Второй месяц пошел.

— Поздравляю.

— Спасибо. Я забыл, когда спал.

— Ничего, это временно, — успокоила Влада.

— Приезжайте завтра в студию. — Вадим полез в карман, протянул Тане визитку с адресом и предупредил: — Одна приезжайте.

— Я работаю завтра, — огорчилась Таня. — Я всегда работаю в будни.

— Ничего, приезжайте вечером, — улыбнулся Вадим. — Я тоже работаю в будни. А еще в выходные работаю. До поздней ночи.

Художник доел мясо, подозвал официанта, попрощался.

— Он хороший парень, — сказала Влада.

— Да, — подтвердила Таня.

— А ты-то откуда знаешь? — ревниво спросил Дробышев. — Ты его сейчас впервые увидела.

— Так увидела же, — улыбнулась она.

Влада тоже поднялась, попрощалась.

За окном потемнело, от вчерашнего бьющего в глаза солнца осталось только воспоминание. Серые облака опустились до самой земли, прохожие старались загородиться от ветра.

Выходить на улицу не хотелось.

— Хочешь мороженого? — предложил Дробышев.

— Нет. — Таня поежилась. — Давай чаю. И пирожных каких-нибудь.

Ей тоже не хотелось отсюда уходить.

Дробышев подозвал пробегающего официанта, сделал заказ.

— Как тебе художник? — Таня посмотрела в окно, отвернулась.

Дробышев пожал плечами — мне до него дела нет.

— А мне он понравился. У Влады интересные знакомства.

— Это знакомства Егора. — Официант принес чай, Дробышев поблагодарил. — Вернее, его отца. Знаешь, раньше у Инны собирались забавные компании. Когда был жив Максим Ильич. Я, когда маленький был, любил эти посиделки. Инна моих родителей всегда приглашала, а я садился где-нибудь в уголочке и слушал.

— А где сейчас твои родители? — Таня попробовала пирожное — вкусно.

— В Италии. Папу пригласили лекции читать на три месяца. Мама очень переживает, что ее нет рядом с Инной. Дебаты у Инны велись интересные, о судьбе России. У нас на работе никому в голову не придет об этом говорить. У нас и телевизор-то никто не смотрит.

— У нас тоже, — согласилась Таня и всерьез заинтересовалась: — А что можно говорить о судьбе России?

— Ну… — она доела пирожное, Дробышев подвинул ей остатки своего. — Например, о том, как хорошо было при Николае и как плохо, что пришли кровавые большевики.

— Ты тоже так считаешь?

— Я считаю, что самый объективный и справедливый судья — история. В благополучной процветающей стране никакие уголовники никогда власть не захватят.

Дробышеву было хорошо разговаривать с ней ни о чем. Ему никогда не приходило в голову рассказывать о вечерах у соседки никому из своих знакомых дам.

— Егор тоже приходил слушать взрослых?

— Редко. Ему это было скучно.

— Он тебе нравился?

— Послушай, — Дробышев откинулся на стуле, хмуро на нее посмотрел. — Егор увел у меня невесту. Я не могу быть объективным.

Он не заметил, как Таня напряглась. Ему в голову не могло прийти, что он сказал сейчас что-то такое, чего не стоило говорить.

Егор действительно увел у него невесту. Другое дело, что сейчас до этой невесты ему дела нет. Но этого Дробышев не сказал, и так ясно.

— Я, когда маленькая была, очень хотела стать историком. — Таня постаралась погасить обиду. Собственно, никакой обиды и не должно быть, она же знала, что Степан когда-то любил Владу.

— А почему не стала? Потому что папа умер, и ты решила быть врачом? — догадался Дробышев.

— Нет. — Она покачала головой. — Мама считала, что профессия должна позволять себя содержать.

— Правильно считала, — одобрил он.

— Ну вот. С историческим образованием куда можно устроиться? Только в школу, если знакомств нет. А у нас нужных знакомств не было…

Пошел дождь, на улице прохожие доставали зонты.

Он мог не понять, как сильно Таня ему нужна, в который раз с тоской подумал Дробышев.

— Пойдем, — предложила она, посмотрев в окно. — Не сидеть же здесь до вечера.

Дождь разошелся, и до машины они бежали.

Делать в фирме было нечего, но Влада поехала, дома-то тем более делать нечего.

В секретарской опять сидела одна Милада. Влада кивнула, вежливо улыбнулась, отперла кабинет.

Секретарша вошла следом, как к себе. Владе это не понравилось.

— Неля карточку просила передать.

Слава богу, сесть Милада не посмела, остановилась в дверях.

— Давай, — кивнула Влада, но руки не протянула, секретарша положила карточку на стол.

— Неля психует сильно, — не сразу заговорила Милада. — Она не говорит, но я вижу. И про вас все время расспрашивает…