– Что вы сделали с конвертом? – спросила Астра.

– Отдала Николаю Порфирьевичу вместе с остальной почтой. Он выписывал пару газет и журнал о туризме. Я подумала, что ему прислали какие-нибудь семена. Только почему-то без обратного адреса. Он любил выписывать семена редкостных растений, чтобы высаживать их у себя во дворе и на территории гостиницы. Вы видели его гостиницу?

– Бояринский терем?

– Да…

– Но в конверте оказались не семена?

Василиса помотала головой:

– Там были дохлые пчелы… Бояринов ужасно разъярился. Позвал меня, кричал, топал ногами. Я испугалась, что его удар хватит. Покраснел весь, пóтом покрылся… Где, спрашивает, ты взяла эту гадость? Я стою, чуть не плачу. Чего, думаю, он взбесился? А он высыпал из конверта пчел и показывает мне. Тычет прямо в лицо! Я не пойму, в чем дело, хлопаю глазами… А он бранится! Еле успокоился. Пчел я хотела в мусорное ведро выбросить, но Бояринов приказал сжечь.

– Когда это было? – спросила Астра.

– Примерно год назад, перед моим уходом…

– До того, как Бояринов ездил в Москву на похороны сестры или после?

Женщина закусила губу, припоминая:

– Кажется, до… Он как раз собирался в дорогу. Я еще решила, что у него нервы разыгрались. Расстроился человек, вот и кидается по любому поводу. Похороны – не свадьба! Тем более, вы говорите, его родная сестра умерла. Теперь ясно, почему он сам не свой был…

– А где находится почтовый ящик?

– Как у всех, на столбике у калитки…

– С наружной стороны забора?

– Ну да…

– Выходит, любой мог бросить в ящик конверт с пчелами?

– Ну да… – повторила Василиса. – Может, кто-то решил так подшутить? На Николая Порфирьевича многие зуб имеют. С теми, кто послабее, он резкий, грубый, а теми, кто сильнее – вежливый, но жесткий. Слышали бы вы его разговоры по телефону! Сразу ясно, кто на проводе, – работник или городское начальство. Твердый человек Бояринов, неуступчивый, весь в себе, словно черепаха в панцире. И как с ним покойная хозяйка жила, ума не приложу!

– Почему в конверте оказались именно пчелы? – спросила Астра.

Этого Василиса не знала. Сколько-нибудь достоверных предположений у нее тоже не было.

– Взгляни-ка назад, – сказал Матвей, отрывая Астру от раздумий. – Мне кажется, или за нами следят?

Она повернулась. По пустынной улочке в некотором отдалении ехал внедорожник цвета металлик.

– Наверное, кто-то из местных…

– Я уже видел эту машину у музея.

По спине Астры пробежал холодок.

– Оторваться сможешь?

– Оторваться! – передразнил он. – Дорога узкая, городок крохотный. Этот парень, если он интересуется нами, уже давно разнюхал, где мы остановились. Суздаль – не Москва и даже не Владимир. Здесь не спрячешься.

Матвей все-таки прибавил газу. Внедорожник не отставал, но и не приближался.

– Давай свернем!

Он послушался и повернул направо, к центру города. Внедорожник не стал повторять маневр и проехал прямо.

– Видишь? – с облегчением вздохнула Астра.

– Вижу, что парень – не дурак…

* * *

По вечерам Эрик не торопился домой. Он любил прогуливаться по торговым рядам, где толпились туристы, или сидеть над рекой, созерцая облитые закатом башни монастырей, разноцветные маковки храмов. Шумели деревья, беззвучно текла Каменка, медными волнами наплывал колокольный звон, бередил душу…

С приездом москвичей вечерним прогулкам Эрика наступил конец. Приходилось бегать, выполняя их поручения, а то и проводить время в их обществе, отвечать на вопросы, крутиться, как ужу на раскаленной сковороде. Сдался им этот Бояринов?! Почему именно он? Интересовались бы реставратором Тарханиным – тот умер, а с мертвого какой спрос?

Сейчас Эрик сидел на скамейке у подсвеченного прожекторами Рождественского собора.

– Привет! Давно ждешь?

– Да нет…

Он привстал, обмениваясь с Матвеем рукопожатием. Они с Астрой отлично выглядели, как будто не провели день в разъездах и утомительных разговорах.

– Поужинаем? – предложила она.

– Спасибо, я не голоден…

Астра опустилась на скамейку рядом с полицейским. Матвей стоял, разглядывая собор. В темноте тот совершенно преобразился. Сбросил лет двести…

– Эрик, вы любите Маняшу? – без обиняков спросила она. – Марию Мельникову, сироту, воспитанную Бояриновыми?

Молодой человек медлил с ответом. Вокруг царило оживление, раздавались голоса и щелчки фотоаппаратов. Вечерние пейзажи Суздаля по-своему красивы.

– Она мне нравится…

– Почему вы сразу не сказали?

– Вы об этом не спрашивали.

– Допустим, – кивнула Астра. – Но сейчас можете объяснить…

– Я не обязан оправдываться! – вспылил Эрик. – Это мое личное дело.

– Да, конечно…

Она замолчала, ожидая, что тот встанет и уйдет. Однако старлей остался сидеть на скамейке. Господин Борисов был уважаемым человеком, никогда не отказывал в помощи, и поступить невежливо с его посланцами Эрик не мог.

– В чем вы подозреваете Бояринова? – спросил он. – Он замешан в каком-то преступлении?

– Возможно…

– То есть у вас ничего против него нет?

– Нет, – честно призналась Астра. – Просто возникли сомнения насчет девушки, которая живет в его доме.

– Маняши? – На лице Эрика отразилось искреннее изумление.

– Как давно вы с ней виделись?

– Давно…

Матвей оставил их наедине и медленным шагом двинулся вокруг собора. Ему захотелось со всех сторон полюбоваться этим белокаменным чудом. Интуитивно он почувствовал, что молодому человеку будет проще открыться женщине.

– Послушайте, Эрик, – сказала Астра, едва Матвей отошел на достаточное расстояние. – Я не представляю официальные органы и не собираюсь давать делу ход. Мне просто нужно кое-что выяснить. Это касается семьи Бояриновых. Вы можете оказать содействие!

Полицейский напряженно думал – это было видно по складке на переносице.

– Я не хочу подставлять Николая Порфирьевича… – наконец выдавил он. – Каким бы он ни был. Не исключено, что мы с ним… породнимся. Хоть Маняша и не его дочь… но эти люди ее вырастили… и они… то есть он… имеет право на хорошее отношение с ее стороны. И с моей, разумеется. Я не намерен причинять ему вред! – разволновался он. – Вы понимаете?

– Даю вам слово, что все сказанное останется между нами.

– Почему я должен вам верить? Пройдет несколько дней, вы вернетесь в Москву, а мы будем продолжать жить здесь: я, Маняша, Бояринов – и расхлебывать кашу, которую вы заварили.