- Верно, - заключает холодно. - В конце Бэлла проткнула своё любимое сердце ножом. Так говорят. Так донесли до нас века.

- Что? - поражаюсь. - Чьё сердце она проткнула?

- Технически там было даже два, - замечает ровно. - Меткий удар. Не каждый потянет.

- Я не понимаю, - шепчу слабо.

- Она обняла моего предка. Крепко. Вогнала нож ему в спину. Проткнула его сердце. Насквозь. И своё заодно. Кого она любила? Валяй. Тебе решать.

- Этого не может быть, - роняю я.

- Да, - кивает. - Даже одно сердце тяжело проткнуть насквозь с учетом рёбер и мышц на пути к нему. А уж два одним махом - фантастика. Ещё и женская рука. Это красивая легенда, выдумка, не более.

- Красивая? - всхлипываю.

- Бэлла любила слишком сильно, чтобы простить.

- Кого?

- Себя, - усмехается. - За эту любовь.

От двусмысленности его ответов меня трясёт.

- Ты издеваешься, - говорю я. - Ты это сам сочинил. Только что. Нет никакой легенды. Нет такой Бэллы и предка одержимого ею тоже нет.

- Как скажешь, - он ставит меня на пол. - Пляши.

- Что...

- Танцуй для меня, Бэлла.

- Как ты, - вопрос забивается в горле. - Ты...

- Принцесса, - бросает с насмешкой, отходит назад и усаживается в кресло, вольготно разваривается там. - Вперёд. Порадуй своего хозяина. Если трахать тебя нельзя, то хоть так развлекай. Выплясывай от души.

Я оглядываюсь по сторонам, понимаю, что нахожусь в комнате. В его комнате, черт возьми. За всеми этими беседами не заметила, как сюда попала.

- Я не умею танцевать, - отвечаю медленно.

- Придётся научиться, - замечает мрачно. - Сейчас. Или ты предпочитаешь отработать моё гостеприимство иначе? На коленях? С набитым ртом?

- Тебе же нельзя трогать меня, пока я в таком состоянии. Пока у меня...

- Течёт только одна дырка, - отмечает без эмоций. - Остальные можно пустить в дело.

От его грубости передергивает.

- Ты мне больше нравился, когда рассказывал свои проклятые легенды, - выдаю как есть, честно.

- А ты лучше смотрелась с моим членом в глотке, - скалит зубы в ответ.

- Я изучала ваши традиции, - говорю и очень стараюсь, чтобы голос не дрогнул. – Запрет распространяется на все виды физического контакта. В период менструации я считаюсь нечистой. Грязной. Значит, трогать меня нельзя. Конечно, если ты следуешь нормам собственной религии.

Кажется хорошей идеей употребить побольше умных слов и терминов для охлаждения его пыла. Еще неплохо бы сразу понять, насколько он верующий. Возможно, потом удастся найти новую лазейку, опять добиться отсрочки, но уже по другому поводу.

- Раздевайся, - хрипло бросает Ахметов, напрочь игнорируя мои фразы.

- Разве для танца нужно… - начинаю и осекаюсь, кожей ощущаю как резко изменяется настроение моего тюремщика, ленивый хищник превращается в кровожадного зверя и такой поворот не предвещает ничего хорошего.

Его взгляд леденеет. Адский огонь замерзает в момент. Выражение лица становится пугающим. Гораздо более мрачным и жестоким, откровенно бесовским, демоническим. Терпение Ахметова на пределе. Теперь точно не стоит нарываться и злить мужчину.

Подчиняйся. Просто подчиняйся и поскорее. Иначе он сорвется.

Желваки ходуном ходят. Челюсти скрежещут. Вены вздуваются на мощной шее. Кулаки сжаты. И черт, почему впечатление, будто ублюдок с огромной радостью стиснул бы пальцы на моей шее?

Я расстегиваю джинсы, сбрасываю кроссовки, избавляюсь от носков. Вроде и стоит потянуть время, а страшно медлить, поэтому стараюсь действовать. Стягиваю одежду. Сдергиваю футболку через голову, отбрасываю подальше. Остаюсь в нижнем белье.

- Чего застыла? – рявкает Ахметов, принуждая подпрыгнуть на месте, сжаться в комок, задрожать. – Хочу видеть тебя голой. Без этих гребаных шмоток.

Послушно снимаю бюстгальтер. Воздух забивается в груди. Закашливаюсь. Остро ощущаю тонкую границу, которую нельзя переходить. Не желаю гадать о причинах настолько резкой перемены в настроении мучителя, просто покоряюсь ему.

Мои пальцы замирают на бедрах, подцепляют тонкое кружево, сминают. Застываю в нерешительности. Закусываю нижнюю губу, отчаянно стараюсь побороть смущение.

Впрочем, какой смысл стесняться? Гад видел все. И трогал. Более того, он не прекратит, продолжит изучать мое тело самыми жуткими методами. Подонок не знает слова «стоп».

- Ладно, - хмыкает Ахметов. – Трусы оставляй.

Выдыхаю с облегчением. Спасибо хоть так.

- Пляши, - хлестко повелевает он. – Порадуй меня, принцесса.

Проклятье. Меньше всего на свете желаю его радовать. Однако и расстраивать напрочь отбитого отморозка не тянет. Танец – не самое худшее наказание. Мелочь по сути.

В очередной раз напоминаю себе, что необходимо проявить благоразумие, выполнить распоряжение, подыграть. Пора наступить на глотку собственной гордости. Уступить, иначе не выстоять.

Прикрываю глаза. Отступаю назад. Разлепляю веки, только ничего не меняется. Вокруг чернота. Трудно разобрать, как именно обставлена комната, очертания расплываются. И самый темный фрагмент – человек передо мной. Человек? Нет, не совсем. Зверь. Рустам Ахметов. Одержимый дикарь. Варвар, не способный испытывать нормальные людские эмоции. Бешеный психопат, от которого стоит держаться подальше.

Я в ловушке. В капкане. Должна танцевать. Но как? Без музыки? Двигаться наугад? Заводить этого морального урода? Возбуждать?

Дышу ровно, очень сильно стараюсь успокоиться и не податься панике. Пытаюсь мыслить трезво. В прошлом я посещала музыкальную школу, различные танцевальные кружки. Их было много. Но все это происходило давно. В другой жизни. Я и посещения клубов могла пересчитать по пальцам. Брат никуда не отпускал, вечно держал под строгим контролем, потом стало не до развлечений.

Брат. Отец. Я обязана связаться со своими родными людьми, поэтому нужно задобрить хищника. Нужно, чтобы ему понравилось зрелище. Или наоборот – не нужно?

Рваный бой сердца заменяет музыку. Ледяной пот прошибает плоть, вынуждая трепетать, содрогаться при каждом толчке пульса, при каждом ударе крови по вискам.

Я начинаю танцевать. Отключаю мозг. Действую механически. Двигаюсь, не слишком задумываясь о том, как выгляжу со стороны. Забываю, что практически голая перед врагом.

Можно представить где-то вдалеке звучит мелодия, а я приплясываю в такт, ловлю ритм, повинуюсь глубинной тяге, потребностям тела. Можно вообразить, будто я в клубе, рядом друзья, никакая опасность не угрожает нам.

Много чего можно, однако получается с трудом. Черт, не получается. Подавись своим проклятым танцем, Рустам. Наслаждайся. Смотри слюной не захлебнись.