– Эта подлая свинья на французском троне намерена предложить за Ричарда свою цену, и если ее примут…

Заканчивать фразу нужды не было, потому что Алиенора представляла последствия не хуже родича. Теперь она уже не сгибалась в кресле, словно кости не в силах были держать ее, но сидела ровно, и рыцарь заметил, как краска постепенно возвращается на ее щеки, а восковая бледность исчезает. Ему подумалось, что ее тело повинуется ее приказу окрепнуть, найти силу в некоем внутреннем источнике, над которым не властны года, и он ощутил волну облегчения. Андре так тягостно было видеть королеву такой хрупкой, уязвимой, дряхлой. Алиенора встала и, переваривая смысл письма императора, принялась расхаживать по опочивальне. Затем повернулась к гостю, и тот увидел, что в ее миндалевидных глазах появился по-кошачьему зеленоватый блеск и что они не выражают ничего, кроме свирепой, неумолимой ярости.

– Это им с рук не сойдет, – сказала она, превратив эту простую фразу в объявление войны. – Мы вернем свободу моему сыну, чего бы это ни стоило. И будем защищать его королевство до тех пор, пока он не вернется к нам.

Это было именно то, чего Андре жаждал услышать.

– Я еду в Германию, как только соберусь, мадам. Я разыщу его и, клянусь бессмертием своей души, что…

– Нет, Андре. Ричарду ты нужнее здесь. Не боясь больше возмездия со стороны Ричарда, Филипп заявит права на Нормандию. Тебе и верным вассалам моего сына предстоит защищать ее до той поры, когда он сам сможет разобраться с этой «подлой свиньей на французском троне».

Как бы ни хотелось Андре ринуться в Германию и перерыть эту проклятую страну в поисках Ричарда, он понимал, что королева права.

– Обещаю тебе, госпожа, что нога Филиппа не ступит на землю Нормандии, пока Ричард в отсутствии. – Тут он помедлил, отдавая себе отчет, что Джон тоже приходится ей сыном, но промолчать не мог. – Нападение будет с двух сторон: Филипп действует в Нормандии, Джон – в Англии. Мне неизвестно, где Джон, но вскоре он узнает о пленении Ричарда, и тогда…

– Джон сейчас в Уэльсе, пытается нанять рутье, но пока не слишком преуспел. – Алиенора не раскрыла, откуда ей так хорошо известно о действиях младшего сына, и вместо этого устремила на рыцаря прямой, почти вызывающий взгляд гипнотических зеленых глаз. – Джона опасаться не стоит, я о нем позабочусь, – ледяным тоном пообещала она.

Королева повернулась к Амарии и попросила позвать писца:

– Завтра поутру нужно разослать весть. Следует сообщить юстициарам Ричарда, в первую очередь Вильгельму Маршалу. Спасибо Господу за Уилла. А еще надо направить указ в большой совет. Так много дел. – Алиенора, похоже, обращалась к себе самой, а не к Андре, хотя время от времени ее взгляд останавливался на нем. – Надо установить наблюдение в портах и усилить гарнизоны королевских замков. И надо составлять план, как собрать выкуп.

Снова сосредоточив на Андре взгляд, королева с удивлением отметила, что он улыбается.

– Ты, госпожа, напомнила мне Ричарда, замышляющего очередную кампанию. Ты уверена, что Генрих затребует выкуп?

– Будь это Филипп… – Она мрачно посмотрела на собеседника. – А вот Генрих… Да, он запросит выкуп за Ричарда. Ему слишком потребны деньги, потому как нужно подавлять мятеж собственных вассалов. Этот идиот дерзко убил епископа, по крайней мере, выглядит это именно так, и сей поступок наводит на мысль, что я серьезно переоценила способности этого человека. В мире справедливом и честном император был бы немедленно отлучен от церкви и ему стало бы не до захвата Ричарда. Но в мире справедливом и честном не может быть папы столь бесхребетного – удивительно, как ему ходить-то удается.

В ее голосе было столько досады, что Андре понял: она не ожидает от Целестина действенной помощи в освобождении Ричарда.

Алиенора подошла к рыцарю и положила свои ладони на его:

– У тебя усталый вид, кузен. Ты приплыл из Барфлера в Саутгемптон? Значит, провел в пути несколько дней. Мой стюард найдет для тебя комнату здесь, в Тауэре. Постарайся выспаться. Мы победим, обещаю.

– Я верю, мадам, – ответил Шовиньи совершенно искренне, сильно ободренный возрождением Алиеноры из легенд, женщины, отважившейся пойти в крестовый поход, не побоявшейся выбирать собственную судьбу, совершить поступок, на который не дерзала ни одна королева: взбунтоваться против человека, бывшего ее повелителем и мужем. Отвагу и стойкость Ричард унаследовал не только от отца, подумалось ему.

– Госпожа… – промолвил он, слегка сжав ей руки. – С этим нельзя тянуть. Надо как можно быстрее освободить Ричарда. – Шовиньи помолчал немного, затем продолжил так тихо, что расслышать его слова могла только она: – Орел, запертый в клетке, долго не живет.

Алиенора похолодела – Андре красноречиво озвучил ее собственные страхи. Но когда их взгляды встретились, королева кивнула, потому что этот человек знал ее сына как никто другой на этой Божьей земле, возможно, даже лучше, чем она сама.

– Я это понимаю, – сказала женщина спокойно. – Но нам стоит помнить еще кое о чем, Андре. Если из могилы Ричард никогда не смог бы к нам вернуться, то из Германии сможет. И вернется.

Поначалу супруга Ричарда и его сестра наслаждались своим пребыванием в Вечном городе. Папа был само радушие, и вскоре их поселили во дворце семейства Франджипани на Палатине, самом знаменитом из семи римских холмов. Джоанна несколько раз посещала Рим во время замужества за королем Сицилии Вильгельмом Вторым, а Беренгария была тут проездом, когда ехала в обществе Алиеноры из Наварры к Ричарду на Сицилию. Но Анне не терпелось полюбоваться древними реликвиями, и обе королевы наняли проводников, показавших девушке храм Аполлона, дворец Нерона и подземные крипты в банях Диоклетиана. Угождать той, кого прозвали Девой Кипра, вошло у них в привычку.

Анна стала предметом живого любопытства и слухов, потому как римское общество не знало, как относиться к ней. Известно было, что это дочь Исаака Комнина, самопровозглашенного императора Кипра, смещенного Ричардом, и людей удивляло, что она не является ни пленницей, ни заложницей. Не вызвало сомнения, что сейчас девица