Я вытащила из вьюка детский учебник, которым пользовалась вместо словаря, и погрузилась в перевод, расшифровывая слово за словом, строчку за строчкой, снова начав с первого отрывка. Давным-давно, дитя мое, жила-была принцесса, не старше твоих лет. Это была история о скитаниях, о надежде и о девочке, которой покорялись солнце, луна и звезды. А в следующем отрывке снова была девочка, просившая рассказать сказку, но теперь это была сказка о великой буре. И она странным образом напоминала Священное писание Морригана.

Звезды упали с небес. Что это, просто сказка или Годрель – одна из выживших Древних? Которая сама была ребенком, когда Астер низверг звезду на землю? Это объяснило бы, почему в ее рассказе есть неточности и ошибки. Священное писание передавались из поколения в поколение, их переписывали лучшие книжники Морригана, и в них четко говорилось, что уничтожение вызвано одной звездой, одной-единственной, а не семью. Но одна или семь, для малышки это едва ли имело значение: вокруг бушевала нескончаемая буря. Буря, из-за которой утратило смысл все, что было раньше. Рассказчица заговорила об остром ноже и железной воле, но я замерла и похолодела, дойдя до ее слов о стервятниках. Годрель и то дитя постоянно бежали от этих жутких, вечно голодных чудовищ. Уж не легендарные ли это пачего из Проклятого Края, которых так боятся венданцы?

Листая страницы, я словно заглядывала в другое время, на каждой из них были рассыпаны отдельные крупицы, которые складывались в хронику давно минувших дней. Историю Годрель. Некоторые эпизоды были рассказаны осторожно, в расчете на детские уши, но встречались и другие, жестокие и откровенные.

Расскажи мне еще, Ама. О тепле. Том, что было раньше.

Я выпрямилась, не сводя глаз со страницы. Пугающее сходство со Священным писанием Морригана поразило меня. Там говорилось: Они возомнили, что не уступают богам. Два повествования закружились у меня перед глазами, смешиваясь, как кровь и вода. Какое же из них появилось первым? Писания Морригана или книга, которую я держу в руках сейчас? Астер заворочалась, потянулась, что-то пробормотала в полусне, потом сонно спросила, лягу ли я снова.

– Скоро, – ответила я шепотом, а сама снова принялась лихорадочно листать страницы в надежде получить хоть какие-то ответы.

Куда пошла она, Ама?

Просто ушла, дитя мое.

Похищенная, как сотни других.

Но куда?

Я взяла девочку за подбородок. Ее глаза опухли от голода.

Идем, вместе поищем еды.

Но когда дитя становится старше, от его вопросов становится все труднее отмахнуться.

Она знала, где найти пищу. Она нужна нам.

Вот потому-то она и ушла. Потому-то ее и похитили.

В тебе тоже кроется дар, дитя. Слушай. Смотри.

Мы найдем пищу, траву, зерно.

Она еще вернется?

Она за стеной. А значит, для нас она умерла.

Нет, она не вернется.

Моя сестра Венда стала одной из них.

Сестра?

Я заново перевела последний отрывок, уверенная, что что-то напутала, но нет, ошибки не было. Годрель и Венда были сестрами. Венда когда-то скиталась, тоже была кочевницей.

Я стала читать дальше.

Пусть все узнают,

Они похитили ее,

Мою малышку.

Она тянулась ко мне, кричала,

Ама.

Теперь она взрослая, молодая женщина,

А эта старуха не могла помешать им.

Пусть узнают боги и потомки,

Совершена кража у Выживших.

Харик, вор, он украл мою Морриган,

И продал ее за мешок зерна,

Алдриду, стервятнику.

Я закрыла книгу, отерла взмокшие ладони. Невидящим взглядом уставилась себе на колени, пытаясь осознать. Найти всему этому объяснение. Отказываясь верить.

Годрель рассказывала свою историю не просто какой-то безымянной девочке.

Это была Морриган.

Но не боги избрали эту деву, ее попросту украли и продали стервятнику. Харик не приходился ей отцом, как утверждало Священное писание. Он был похитителем и тем, кто продал ее. А Алдрид, муж достойный в глазах богов, почитаемый основатель королевства, оказался стервятником, чуть ли не мусорщиком, который купил себе невесту.

По крайней мере, если верить этой версии. Я больше не знала, чему верить.

Только в одном я была уверена, одно знала наверняка. Трех женщин разлучили. Эти три женщины некогда были одной семьей.

Рейф

Каланта с Ульриксом отвели меня в конюшни. Мне предстояло еще раз проехаться по их жалкому городу, и радовал в этом только дополнительный шанс поискать возможность для побега – хотя я был почти убежден, что таковых нет.

Венданские конники быстры, и мысль о днях, которые я теряю, жгла, как огонь. Я перебирал в уме планы всех военных операций, которые вбивал мне в голову Свен, но ни в одном из этих планов не было Лии и риска для ее жизни.

Эти мысли поглощали меня настолько, что поначалу я и не узнал его. Во дворе конюшни метельщик собирал и сваливал в большую бочку конский навоз. На нем были какие-то грязные и обтрепанные лохмотья. Входя в конюшню следом за Калантой и Ульриксом, я скользнул по нему глазами и тут же перевел взгляд на своего коня в первом деннике. Один из чивдаров заявил на него свои права. Жеребец был ухожен и вычищен, но меня приводило в бешенство то, что он теперь служит Венде.

Каланта и Ульрикс собирались вывезти меня по приказу Комизара. Когда мы только приближались к конюшенному двору, я издали увидел, как они с Лией отъезжают. Меня страшило то, что она проводит столько времени в обществе Комизара.