– Ничего с ней не случится, – негромко сказала Каланта. Я отвел глаза и пробормотал, что мне просто любопытно, что это за прогулки за город. – Своего рода знакомство. Комизар решил поделиться с народом вестью о том, что к нам пожаловали принцесса и благородный лорд.

– Я всего-навсего эмиссар, посланник. Не особа королевской крови.

– Неверно, – возразила женщина. – Ты будешь тем, кем пожелает видеть тебя Комизар. И сегодня ты – высокородный лорд, посланник самого принца Дальбрекского.

– Если ваш народ презирает знать, странно, что нами так похваляются.

– Накормить голодных можно по-разному.

Когда мы выводили из конюшни лошадей, метельщик с полной тележкой навоза застрял перед входом, перегородив нам путь и, пытаясь отъехать в сторонку, рассыпал часть груза. Ульрикс накинулся на него, осыпая бранью.

– Fikatande idaro! Bogeve enar johz vi daka!

Оборванец ползал по земле, стараясь как можно скорее собрать кизяки и побросать в тележку. Подняв голову, он посмотрел на нас снизу вверх, подобострастно бормоча извинения по-вендански. Я вздрогнул, решив, что должно быть обознался.

Это был Джеб. Весь в грязи, со спутанными волосами и воняющий навозом. Джеб. Метельщик, собирающий навоз.

Я собрал всю волю в кулак, чтобы не броситься и не обнять его. Они смогли – по крайней мере Джебу это удалось. Я огляделся, надеясь увидеть остальных. Джеб все мотал головой, как бы извиняясь за свою неловкость. На миг встретившись со мной глазами, он мотнул головой еще раз.

Остальных здесь нет. Пока. Или он хочет сказать, что они не придут совсем?

– Когда закончишь, принеси немного этого добра в мою комнату. В Северную башню Санктума, – бросил я.

Каланта перебросилась с Джебом несколькими словами по-вендански.

– Mi ena urat seh lienda?

Джеб покачал головой и взмахнул руками.

– Nay. Mias e tayn.

– Этот олух не понимает твоего языка, – рыкнул Ульрикс. – К тому же печку в твоей комнате будут топить в последнюю очередь, эмиссар. Вот когда весь Совет будет в тепле, может, и тебе что-то перепадет.

Джеб кивнул, закидывая на тележку последние кизяки. Северная башня. Олух все отлично понял, теперь он знает, где меня искать. Тележка была убрана с дороги, и Ульрикс, потеряв терпение, устремился вперед, обогнав нас.

– Подожду вас там.

– Где там? – спросил я Каланту.

В ответ она устало вздохнула. Еще молодая женщина, она выглядела не по годам изнуренной. Пытаясь хоть что-то разузнать о положении, которое она занимает в Санктуме, я каждый раз натыкался на глухую стену ледяного молчания. Каланта ничего не рассказывала о себе.

– Мы едем в квартал Каменных ворот, но сперва ненадолго остановимся у Зова Мертвеца, – сказала она. – Комизар подумал, что это может тебя заинтересовать.

* * *

Почти четыре года я провел в полевых условиях, солдатом. Я много повидал. Зарубленных, изувеченных, людей с расколотыми надвое черепами. Видел даже полуобглоданные трупы, съеденные диким зверями. На Кам-Ланто и на полях сражений люди умирали, и там было не до нежностей. Я ко всему привык. Но даже у меня к горлу подступила желчь, когда мы поднялись на вершину Зова Мертвеца. Я проглотил горечь и отвернулся.

Ульрикс ткнул меня в плечо.

– Не отворачивайся, рассмотри получше. Комизар обязательно спросит, что ты о них думаешь.

Я снова повернулся. Я смотрел пристально, больше не отводя глаз. Три головы на колах. Над распухшими языками жужжали мухи. В глазницах копошились личинки. Ворон склевывал со щеки что-то извивающееся, похожее на червя. Но, даже несмотря на печать тления, я мог уверенно сказать, что эти трое были мальчишками. Они были детьми.

– Убийца позаботился о них. Предатели, вот кто они были такие. – Ульрикс повел плечом и стал спускаться по склону.

Я посмотрел на Каланту.

– Это сделал Каден?

– Вести казнь – обязанность Распорядителя. Приговор выносят солдаты. Головы будут здесь, пока от костей не отвалится последняя плоть. Таков приказ Комизара.

Я увидел, как блестит ее светлый глаз, заметил, как бессильно поникли ее плечи, в другое время всегда вызывающе расправленные.

– Тебе это не нравится, – сказал я.

Каланта пожала плечами.

– Что я об этом думаю, не имеет значения.

Прежде чем она успела отвернуться, я коснулся ее руки. Она вздрогнула, как от удара, и я отступил на шаг.

– Кто ты, Каланта? – спросил я.

Она тряхнула головой, снова напустив равнодушный вид.

– Очень долго я была просто никем.

Утро выдалось редкостное – погожее, без единого облачка в ярко-синем небе. Холодный ветер был согрет благоуханием танниса – кислая на вкус, эта трава, как оказалось, обладала сладким ароматом. Ясная солнечная погода помогала мне преодолеть усталость. Я все не могла выбросить из головы книгу Годрель – будто мало было других забот. Ночью я то и дело просыпалась, разбуженная одной и той же мыслью: Они были родными, одной семьей. Морриган похитили и продали стервятнику. Хотя, скорее всего, Морриган действительно обладала даром и привела людей в новую землю, люди эти были не благородные Выжившие, избранники богов, а стервятники – разбойники и грабители. Они похитили даже саму Морриган.

– Ты хорошо спала? – поинтересовался Комизар, оглянувшись на меня через плечо.

Я щелкнула поводьями, догоняя его коня. Сегодня мне снова предстояло лицедействовать, на сей раз в квартале Канала, у мыльни, где прачки стирали белье напротив джехендры.

– Ваше притворство мне льстит, – ответила я. – Вам же совершенно безразлично, как я спала.

– Но я вижу у тебя под глазами темные круги. В таком виде ты меньше понравишься людям. Пощипли себя за щеки, это может помочь.

Я рассмеялась.

– Стоит мне решить, что я уже не могу сильнее вас ненавидеть, как вы доказываете, что я ошибалась.

– Да быть не может, Джезелия! И это в ответ на мое доброе отношение? Большая часть пленников уже были бы казнены.

Ну, добрым отношением я бы это не назвала, однако реплики Комизара в мой адрес стали менее едкими. Я же со своей стороны невольно отмечала, что он делает то, чего никогда не делал в своем королевстве мой отец. Комизар общался со своими подданными, он выходил к людям, живущим и рядом, и вдалеке. Он правил не на расстоянии, а вплотную, дотошно вникая во все подробности. Он знал свой народ.

До известного предела.

Вчера он спросил, что означают коготь и виноградная лоза у меня на плече. Ссылаться на Песнь Венды я не стала и надеялась, что никто другой этого не сделает. Однако у меня не вызывало сомнений, что некоторые из людей, разглядывавших меня, рылись в памяти, вытаскивая на свет смутные воспоминания о давно забытых сказках.