– Ошибка, – просто ответила я, – свадебная кава, которую неправильно нанесли.

– Насколько я заметил, многим она нравится.

Я только отмахнулась.

– Простое любопытство – для них я не более чем диковинная зверушка из заморского королевства.

– Так и есть. Надень завтра то платье, в котором твое плечо хорошо видно, – приказал Комизар. – Эта жуткая рубаха выглядит тоскливо.

А еще в ней тепло. Но его мало волновали такие мелочи… А уж то, что платья не слишком удобны для верховой езды, вообще не имело значения для осуществления его грандиозных замыслов. Тогда я лишь кивнула, давая понять, что слышу, но сегодня снова надела рубашку и юбку. Комизар сделал вид, что не заметил.

В минуты, когда он не следил за каждым моим движением и не ловил каждое слово, я с удовольствием общалась с людьми. Они тоже давали мне тепло – другое тепло, в котором я, наверное, нуждалась больше. Эти моменты не были лицедейством. Известие о признании меня кланом Меурази распространилось по другим кланам. Мы разделяли с ними таннис и легенды, несколько искренних слов придавали мне уверенности, как и часы, проведенные вне стен Санктума. Мой дар вступал в игру редко. Лишь несколько раз меня охватывало странное чувство – словно сверху опускается что-то громадное и темное. Я начинала задыхаться, запрокидывала вверх голову, в самом деле ожидая, что с неба на меня спикирует черная когтистая тварь, но там никого не было. Ничего, кроме предчувствия, которое я старалась поскорее стряхнуть, видя насмешливую улыбку Комизара. Он никогда не упускал возможности так повернуть дело, чтобы высмеять или унизить меня. Рядом с ним мне хотелось подавить в себе дар, а не прислушиваться к нему. Казалось, в его присутствии просто невозможно ничего достичь.

Мы подъехали к узкой лощине и спешились, передав поводья сопровождавшим нас стражникам.

– Все дело в этом ремне? – Комизар провел пальцем по перевязи Вальтера. – Это из-за него ты так сердита?

Я словно в первый увидела полоску кожи, пересекающую его грудь. До сих пор каким-то магическим усилием воли я ухитрялась ее не замечать. Сердита? О боги, перевязь сняли с тела моего убитого брата, после того как перебили весь его взвод. Сердита? Я перевела взгляд с перевязи на его лицо, холодные черные глаза. В них мелькнула улыбка, будто Комизар прочитал все мысли, лесным пожаром пронесшиеся в моей голове.

Он наклонил голову, наслаждаясь моим безмолвным ответом.

– Учись освобождаться от вещей, Лия. Любых вещей. Тем не менее… – Комизар вынул из ножен свой кинжал, потом снял перевязь через голову и надел на меня. – Она твоя. Это награда. Ты за эти дни хорошо себя показала и помогла мне.

Когда он наконец закончил прилаживать на мне перевязь и отнял руки от моей спины, я облегченно перевела дух.

– Ваш народ и без того безоговорочно послушен вам, – сказала я. – Для чего же нужна я?

Он протянул руку и снисходительно потрепал меня по щеке.

– Горячка, Лия. Запасы продовольствия скудны, как никогда. Людей нужно вдохновить, чтобы помочь забыть о голоде, холоде и страхе, что они не переживут долгую суровую зиму. Я не так уж много прошу, верно?

Я взглянула на него с сомнением. Не вдохновение, не воодушевление, а горячка – странный выбор слова. Оно наводило на мысль скорее о какой-то лихорадке, чем о надежде или упорстве.

– У меня не найдется слов, чтобы вызвать горячку, Комизар.

– До сих пор ты прекрасно справлялась. Улыбайся, хлопай ресницами и таращи глаза, словно тебе что-то нашептывают духи. Со временем я подскажу тебе, какие говорить слова. Его рука скользнула по моему плечу, будто лаская, и я почувствовала, как он забрал ткань рубашки в кулак. Вдруг он резко рванул, и я вздрогнула: разорванная ткань сползла вниз, открыв плечо.

– Ну вот, наконец-то, – удовлетворенно сказал Комизар, – я позаботился о твоей тоскливой рубахе.

Пробежав пальцами по моей каве, он нагнулся и почти прижал губы к моему уху.

– В следующий раз, когда я велю тебе что-то сделать, постарайся это выполнить.

* * *

В полной тишине мы двинулись к мыльням. Я ловила на себе взгляды и из-за кавы, и из-за разорванной на плече одежды. Горячка. Я не так уж много прошу, верно? Так или иначе, но он устраивал из меня зрелище. Я была убеждена, сам он считает каву просто чем-то необычным или экзотичным, возможно, даже нелепым. Его интересовало не значение этих символов, а только одно: возможность разжечь в людях ту самую горячку. Отвлечь их – больше он ничего не хотел, и мне это казалось ужасным, неправильным.

Когда мы оказались на месте, я увидела мыльни: три длинных резервуара, в которые было изобретательно направлено течение воды. Вдоль мостков, тесня друг друга, на коленях стояли женщины, они терли белье каменными скребками. От ледяной воды кожа у них на руках покраснела и растрескалась. Над одной из многочисленных лавок неподалеку вился тошнотворно сладковатый дымок. Комизар сказал, что должен ненадолго туда заглянуть.

– Поговори пока с работницами, но далеко от мылен не отходи, – сказал он, суровым тоном давая понять, что я должна в точности выполнить его приказ. – Я скоро вернусь.

Я остановилась, наблюдая, как работают прачки, швыряя выстиранное белье в корзины, и неожиданно заметила Астер, Зекию и Ивет, которые жались к каменной стене, разглядывая, как мне показалось, что-то в руках у Ивет.

Дети показались мне необычно тихими, даже подавленными. Это не было на них похоже, особенно на Астер. Я пересекла рыночную площадь, окликая их по именам, а когда они ко мне повернулись, увидела, что рука девочки перевязана окровавленной тряпкой.

Задохнувшись, я подбежала к ней.

– Ивет, что стряслось? – я хотела осмотреть рану, но девочка отпрянула и, отвернувшись, прижала руку к груди.

– Скажи мне, Ивет, – я заговорила тише, думая, что напугала ее, – как ты поранилась?

– Она вам не скажет, – вмешалась Астер. – Ей стыдно. Его забрал старшина.

Кровь бросилась мне в лицо. Я повернулась к Астер.

– О чем ты? Забрал что?

– Кончик пальца за воровство. Всю руку, если это повторится.

– Это я виноват, – добавил Зекия, не отрывая глаз от земли под ногами. – Она знала, что я до ужаса люблю этот мраморный сыр.

Я вспомнила наше первое знакомство и красную воспаленную культю на пальце самого Зекии.

За украденный кусок сыра?

От ужаса и гнева я затряслась всем телом – у меня дрожали руки, губы, подкашивались ноги. Тело словно не принадлежало мне больше.

– Где? – спросила я. – Где этот старшина?

Астер рассказала, что это кузнец из кузницы у ворот джехендры, но тут же испуганно прикрыла себе рот ладонью, а затем повисла у меня на поясе, пытаясь остановить и умоляя никуда не ходить. Я стряхнула ее с себя.