Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ярость чуяла, что без нее сегодня никак не обойдется…
И тут во дворе громко чихнул, а после затарахтел запущенный электрогенератор. Лампочка в кабинете епископа несколько раз моргнула и загорелась бледным светом, уничтожая царивший в комнате полумрак.
У Доминго перехватило дыхание и сильно сдавило левую половину груди – запустить генератор без его приказа охрана могла только по тревоге. А что ожидает Его Святость в случае тревоги, разгневанный ночной визитер епископу уже объяснил…
– Просыпайся, проклятый серб! – разбудил Драгомира нервный и визгливый голос старшего караула Гильермо. – Просыпайся, мерзавец, а то прикладом огрею!
И ведь действительно огрел! Несильно, но весьма чувствительно.
Этого издевательства Драгомир простить Гильермо не мог. Мало того, что тот вот уже несколько месяцев изгалялся над переведенным из Ватикана Добровольцем Креста, насмехаясь над ним и выматывая внеочередными нарядами за каждую мало-мальскую провинность! Теперь Гильермо и вовсе замахнулся на святое: вознамерился лишить Драгомира положенного по уставу отдыха! До сей поры вспыльчивый серб сдерживался, чтобы не пустить в ход кулаки – драться он умел и до сих пор не бил старшего караула лишь потому, что тот был старше по званию. Но сейчас этот дешевый зубоскал точно свое получит! Терпение Драгомира лопнуло. Пусть лучше за мордобой его переведут еще дальше – на границу, – чем он будет терпеть издевательства над собой еще неизвестно какой срок.
Готовый вырвать ублюдку сердце голыми руками, серб подскочил с кровати и даже успел сжать кулаки, но тут заметил, что Гильермо разбудил не только его, но и всех, кто спал в караульном помещении. Если это была шутка, то очень глупая, а старший караула хоть и был туп, как колун, но все же не окончательно – как и положено настоящему тяжелому топору. Кое-кто из разбуженных Гильермо Добровольцев имел в Сарагосе высокопоставленных родственников и за шутки над собой мог накостылять шутнику, невзирая на его командирское звание.
Пока Драгомир продирал глаза, Гильермо растолкал последнего из спящих.
– Быстрее просыпайтесь, сукины дети! – размахивая руками, поторапливал он копошащихся спросонок бойцов. – Восточной пост засек на крыше епископата какое-то движение! Я уже приказал запустить генератор!
Старший караула был сильно напуган. Серб догадывался о причине, что заставляла дрожать голос Гильермо.
– Уж не демон ли Ветра к нам пожаловал? – с издевкой поинтересовался Драгомир и тут же заметил, что испугом объят не только Гильермо, но и многие из рядовых бойцов. Они покосились на серба с явным недружелюбием: дескать, хорош каркать, ты, ватиканский ублюдок!
Нелюбовь епископа к электрогенератору сослужила Добровольцам Креста плохую службу. Когда их группа под командованием Гильермо выскочила из караулки, видимость во дворе была отвратительная. Двор освещался слабыми керосиновыми фонарями, которые раскачивались на ветру и заставляли тени деревьев двигаться. Засечь на этом фоне во мраке какое-нибудь движение охранникам не удавалось. Электрические прожекторы на оборонительной стене давно бы превратили ночь вокруг епископата в ясный день, но генератор включался редко, и чтобы, запустить его, требовалось время.
– Скорее к епископу! – распорядился Гильермо. – Кто бы ни проник в дом, Его Святость надо обезопасить прежде всего!
Генератор затарахтел, когда Добровольцы уже топали по коридору второго этажа епископата. Лампочки под потолком зажглись вполнакала – видимо, у запускавшего генератор моториста не получилось дать дизелю нужные обороты. Разумеется, что ни о каких прожекторах при таком слабом напряжении в сети и речи не шло. Впрочем, для тревожной сигнализации электричества хватило. Пронзительная трель, словно кто-то без устали гремел ложкой в пустой железной кружке, нервно задребезжала в коридоре.
Согласно уставу, в экстренной ситуации Добровольцам дозволялось не дожидаться приказов епископа, а хватать его под руки и срочно эвакуировать в безопасное место. В епископате таким местом служил подвал. И не думая стучать, Гильермо толкнул дверь кабинета, но она оказалась запертой изнутри.
– Ваша Святость! – заколотил старший караула кулаком по двери. – Откройте немедленно – в дом проник посторонний!.. Ваша Святость!.. Ваша Святость?!
Раздавшийся из-за двери крик заставил вздрогнуть даже видавшего виды Драгомира, который из всех Добровольцев епископата меньше всего верил в ведьм и демонов.
– Он здесь!!! – голосил Сарагосский епископ. – Помогите! Помогите, он убьет меня-а-а!..
Вслед за этим раздался сдавленный хрип, а еще через секунду – странный хлопок и звон битого стекла.
Драгомир посчитал, что это грохнул пистолетный выстрел. Серб ошибся, поскольку никогда не слышал раньше, как бьются электрические лампочки – одно из бесценных сокровищ, доставшихся новому миру от старого…
Его Святость не выдержал и закричал. Сото сам был виноват в этом, напугав епископа вспышкой ярости, а включившаяся сигнализация только укрепила Доминго в мысли, что теперь его точно прикончат.
Почему всполошилась охрана – неизвестно. Либо ошибку допустил Мара, либо епископ все-таки сумел нажать какую-нибудь потайную кнопку. Карать старика за то, что у него сдали нервы, Сото не собирался. Карателю следовало задуматься над тем, как спасать свою шкуру, а не портить чужую.
Окна кабинета были заделаны чугунными решетками, а в дверь ломились Добровольцы Креста. Эти любители выпивки и ненавистники строгой дисциплины являлись, бесспорно, не грозными Охотниками, но пренебрегать Добровольцами как противником Сото все равно не имел права. Сейчас ему требовалась темнота, желательно кромешная. Подпрыгнув, Мара сперва расколотил крюком лампочку, а затем сбил ногой стоявшие на столе канделябры с зажженными свечами. Один из канделябров отлетел к окну. Пламя непогасшей свечи принялось медленно расползаться по ковру, подбираясь к шторам.
Сото собрался было приказать епископу бежать в безопасный угол, но только тут увидел, что Доминго держится за сердце и медленно сползает по креслу на пол. Старик хрипел, а на губах его выступила пена…
Что творилось с Его Святостью, Мара выяснить не успел, потому что запор на двери кабинета не выдержал усердных пинков Добровольцев и оторвался. Дверь с треском распахнулась, и в кабинет ворвались растревоженные и растрепанные охранники. В отличие от Охотников, что преследовали Сото в Мадриде, эти враги не имели приказа брать демона живьем, а потому биться с ним врукопашную даже не намеревались.
Но первым в кабинет ворвался все-таки не Доброволец. Поток свежего воздуха хлынул из распахнутой двери, в момент раздул на загоревшемся ковре пламя, которое в свою очередь воспламенило штору и взметнулось к потолку…
Сото и не пытался устроить в тесном кабинете грандиозную потасовку. Необходимо было перехватить инициативу у врага в первые же мгновения, пока тот суматошно искал в отблесках пламени цель для своих стрел и пуль. Осознавая, что в упор из дробовика не промахнется даже ребенок, Мара упал на пол, перекатился по ковру и вскочил на ноги прямо перед ворвавшимся первым Добровольцем. Каратель постарался заслониться противником от идущих следом его собратьев. Доброволец успел спустить тетиву, но цель уже ушла с линии выстрела, и тяжелая арбалетная стрела со стуком воткнулась в стол. Тренькнули еще две тетивы, однако и эти стрелы были выпущены впустую: одна разбила окно, а вторая пригвоздила к стене горящую штору.