В день выборов все, кто имел право голосовать, пришли опустить в урны свои бюллетени. Как и ожидалось, вскоре глашатай возвестил, что одним из консулов избран Марк Антоний. Тогда стали голосовать за второго. В тот момент, когда Меммий, казалось, был готов вот-вот победить, Сатурнин и Главция бросили в бой свою банду, которая разломала столы для голосования и разбила урны, после чего волеизъявление пришлось прекратить. В наступившей суматохе несчастного Меммия зажали на помосте в угол и забили до смерти «дубинкой неопределенной формы»[197]. Всю свою жизнь преследуя оптиматов, Меммий пал от руки популяров, расположение которых всегда старался снискать. Революция пожирала своих собственных детей.

Когда выборы превратились в кровавый хаос, Марий созвал экстренную сессию сената, который после непродолжительных дебатов постановил воспользоваться прецедентом, созданным при жизни предыдущего поколения. Он приказал Марию предпринять любые меры, необходимые для сохранения государства. Это было то самое специальное постановление, которым он во время противостояния с Гаем Гракхом наделил особыми полномочиями Опимия. Однако на этот раз в решение закрался весьма тревожный штришок. Когда Опимий в 121 г. до н. э. двинулся на Авентинский холм, ни Гай Гракх, ни Фульвий Флакк не служили в должности магистратов, а были рядовыми гражданами, которых решил наказать обладавший верховной властью консул. Но теперь, в 100 г. до н. э., Сатурнин выступал в ипостаси неприкосновенного трибуна, а Главция претора. Позволительно ли было обойтись с ними с той же жестокостью, которую когда-то проявили к Гракху и его приверженцам?

Поскольку Рим погрузился в хаос, а верховенство закона дало течь, Марий не стал чрезмерно волноваться по поводу легитимности своих приказов. Собрав под своим началом добровольцев из числа городских плебеев и ветеранов его легионов, он приготовился навести порядок, задействовав для этого все необходимые средства. Осознав, что им грозит серьезное нападение, Сатурнин, Главция, Сауфей и мнимый сын Тиберия Гракха во главе шайки их вооруженных последователей поднялись на Капитолийский холм и заняли главную римскую крепость. Но Марий не последовал опрометчивому примеру Опимия и вместо этого продемонстрировал ту самую профессиональную компетентность, которая всегда так замечательно ему служила. Он методично перекрыл все водопроводы, снабжавшие Капитолий, после чего сообщил ренегатам, что они окружены, что надежды бежать у них нет, что их ждет медленная, мучительная смерть от жажды. Затем подождал, пока свое дело не сделала дневная жара, и пообещал взять мятежников под свою защиту, если они сдадутся.

Сауфей, видимо, предложил отвергнуть это предложение и сжечь столицу вместе с ее священными храмами. Но Сатурнин с Главцией отказались совершать этот отчаянный акт саморазрушения и сложили оружие. Претора Главцию Марий удостоил особой чести, посадив под домашний арест, но вот Сатурнина и всю его шайку отвел в здание сената и запер там, чтобы подумать, как с ними лучше всего поступить. Но вместо него на этот вопрос ответил городской плебс. То ли с молчаливого согласия Мария, то ли без него (первое гораздо вероятнее), толпа ворвалась в сенат и совершила точно то же правосудие, на котором Сатурнин построил всю свою карьеру. Вооружившись кровельной черепицей, она забросала ею безоружных узников, забив до смерти.

Вскоре на полу сената уже лежал труп Сатурнина. Не больше повезло и Главции. Его выволокли из дома и убили на улице. В точности как их более благородные предшественники Гракхи, последняя когорта подстрекателей-популяров тоже закончила жизнь грудой окровавленных тел, которую потом спихнули в Тибр.

Когда трупы радикалов благополучно вышвырнули в реку, сенат стал возвращать жизнь в нормальное русло. Его члены понимали, что отменять все законы, проголосованные в период разгула популяров в 104–100 гг. до н. э., нельзя. Колонии и земли для ветеранов Мария никто трогать не стал. Также оставили в силе закон об избрании жрецов и сохранили практику набирать в жюри присяжных только эквитов. Но вот другие законодательные инициативы, в т. ч., вероятно, и об увеличении доли субсидируемого зерна, реализованы так и не были.

Помимо прочего, падение популяров означало, что все опальные политики, отправленные их стараниями в ссылку, теперь могут вернуться. Главным изгнанником был Метелл Нумидийский. Сразу после смерти Сатурнина сын Метелла начал неутомимую кампанию с целью вернуть отца в Рим. Он прилагал столь неустанные усилия, что за свою сыновнюю преданность вскоре заслужил прозвище Пий, что в переводе с латыни означает «добродетельный». Но хотя Сатурнин с Главцией и были мертвы, у Метелла еще оставались враги. Когда-то он изгнал из сената человека, который в 99 г. до н. э. стал трибуном. Затаив на него злобу, тот весь год своего пребывания в должности ветировал любые попытки вернуть Метелла из изгнания в Рим. Этому трибуну, выступившему против Метеллов, за оказанное сопротивление пришлось заплатить страшную цену. Когда он уже оставил пост, на него однажды напала вооруженная банда и убила. Да, буря миновала, но о полноценном возвращении к нормальной жизни пока не могло быть и речи.

По возвращении Метелла Нумидийского из ссылки, Марий решил, что ему самому лучше на какое-то время уехать из Рима. Когда ореол его побед на полях брани померк, соотечественники стали проявлять озабоченность и тревогу по поводу тех приемов и методов, которыми он пользоваться для контроля событий внутри страны. Поэтому летом 98 г. до н. э. Марий нашел какой-то предлог и отправился на восток, совершив путешествие по всему бассейну Эгейского моря. Через год вернулся в Рим, купил дом недалеко от форума и виллу за городом. Живя на два дома, Марий наслаждался заслуженным отдыхом. Но, подобно многим другим боевым лошадкам, почувствовал себя не в своей тарелке на этом вольном выпасе, и совсем скоро испытал жгучее желание вновь вернуться в строй: «Каким бы замечательным полководцем он ни был, в мирное время этот человек – ненасытный, не реализовавший свои амбиции, не умевший держать себя в узде и и вечно беспокойный – оказывал поистине дьявольское влияние»[198]. Это неукротимое стремление к славе, которой ему всегда было мало, привело Мария к погибели и в последующие годы он «самой безобразной короной увенчал самую блестящую карьеру на форуме и на поле брани… выброшенный на берег самой жестокой и свирепой старости порывами своей страсти, неуместными амбициями и неутолимой жадностью»[199].

Винт Попедий Силон принадлежал к племени марсов, обосновавшемся в центре Италии. За доблесть в бою оно издавна пользовалось уважением, и в народе даже ходила поговорка о том, что ни один римский консул ни разу не одержал победу над марсами и ни разу не удостоился бы триумфа, если бы не марсы. Сам Силон был легионером-ветераном и почти наверняка сражался в армии Гая Мария против кимвров. Богатый и авторитетный вождь на родине, он имел в Риме много друзей и проводил в городе значительную часть своего времени. Но хотя Силон не только всецело интегрировался в римскую систему, но и проливал за республику кровь, с формальной точки зрения он так и не стал равным гражданином – и этот факт ему все больше становился невыносим.