* * *

Хуан позволил нам по-новому взглянуть на серую зону. Его выздоровление – уникальный случай. По шкале комы Глазго Хуану давали не больше трех баллов из пятнадцати, ниже падать было некуда. Однако при нашей последней встрече парень микшировал мелодии не хуже профессионального диджея.

Маргарита подчеркнула, что позитивный настрой и помощь семьи помогли Хуану поправиться. Она на полгода оставила работу, чтобы отдать все время и внимание сыну. Родственники Хуана собрали средства на его лечение – сорок пять тысяч долларов.

Наверное, вам кажется – стоит лишь захотеть, и любой может выбраться из серой зоны, если у него хватит силы воли, а семья его поддержит. Конечно, потребуются еще и деньги, и удача. Однако не все так просто. Пациенты очень разные, и каждая черепно-мозговая травма наносит особый ущерб мозгу, не сравнимый с другими повреждениями. Серая зона – место непредсказуемое, загадочное и сложное. Мы многое узнали о ней за последние двадцать лет, равно как и о хрупкой природе сознания, но до сих пор не можем ответить на вопрос: почему одни пациенты восстанавливаются, а другие – нет. И даже те, кому везет, восстанавливаются по-разному.

Некоторым счастливчикам везет, как Хуану. Они продолжают учиться, ездят на автобусе, веселятся с друзьями. Другие больше напоминают Кейт – они возвращаются медленно, размышляя, с чем им пришлось столкнуться и пытаясь смириться с потерями день за днем. И все же для большинства пациентов суровая правда заключается в том, что им, в лучшем случае, удастся отвоевать несколько дополнительных очков по шкале восстановления после комы, более ясно реагировать на раздражители. Они смогут подняться из пропасти всего на пару-тройку ступенек.

Какое-то время назад, общаясь с журналистами, я перестал употреблять слово «выздоровление». И не потому, что совсем не надеюсь, что пациент «выздоровеет», а потому, что этот термин слишком много значит для тех, кто относительно здоров. Просто слово не отражает ожиданий и достижений тех, кто пытается «стать здоровым».

В 1981 году я «оправился» от рака. У меня до сих пор остались неприятные ощущения, но я, по сути, здоров и живу нормальной жизнью. Восстановление после серьезной травмы головного мозга – дело совсем другое. Немногие пациенты, которых я наблюдал, возвращаются к чему-то отдаленно напоминающему «нормальную жизнь». На самом же деле большинство вообще не восстанавливается. В случае с Хуаном мы видим самую лучшую историю «выздоровления» из того, чему я был свидетелем за более чем двадцать лет работы в своей области. Это исключительный случай, который говорит нам: всегда есть надежда, хоть и небольшая. Хуан почти полностью вернулся из серой зоны, а пережитые ощущения наверняка наделили его беспрецедентным опытом. Хуан пережил то, с чем большинство из нас никогда в жизни не столкнется. И нам, по правде говоря, и не следует с этим сталкиваться.

Любая черепно-мозговая травма, скорее всего, повлечет за собой продолжительные последствия. Интересно, но то же самое нельзя сказать об остальных органах человеческого тела. Можно заменить почки, легкие, сердце и печень и по сути своей остаться собой, тем же человеком, той же личностью, с некоторыми изменениями, небольшими, неглубокими. Многие пациенты, пережив трансплантации органов, возвращаются к полноценной жизни. Возможно, даже к такой же, какую прожили бы без хирургических вмешательств, если забыть об эмоциональных «шрамах» – они-то останутся навсегда.

Тяжелые черепно-мозговые травмы нельзя сравнить с потерей или пересадкой органа. В таких случаях мы меняемся полностью: меняется наша способность двигаться, реагировать, общаться и отвечать миру. Восстановление организма после травмы мозга происходит намного сложнее, если вообще наступает. Мозг мы пересаживать не умеем, по крайней мере пока, но даже если бы и могли, это не помогло бы нам выздоравливать, как после трансплантации почек, сердца или печени. Потому что после пересадки мозга «мы» уже не выздоровеем, вместо «нас» будет кто-то другой. Внешность будет той же, но с другим мозгом в голове и полностью измененной личностью. И наоборот, пересадите свой мозг в другое тело, и вы останетесь собой, не превратитесь в другого человека. Вы будете выглядеть иначе и, возможно, будете чувствовать себя иначе в самых разных смыслах. Однако по сути останетесь собой – только в чужом теле. Те же мысли, воспоминания, та же личность. Ваше ощущение бытия, водопад мыслей, чувств и эмоций, которые составляют наш уникальный опыт переживаний, будут теми же самыми. Изменится внешний вид, но не личность.

Кейт сказала мне, что, хотя ее способности снизились, она – та же самая личность и заслуживает любви, внимания и уважения, как и здоровые люди. Так и Хуан, я уверен, ощущает себя тем же самым человеком, что и раньше, немного изменившимся, пожалуй, что, впрочем, не имеет никакого отношения к его физическим и когнитивным функциям, которые в любом случае трудно с точностью измерить. Наша сущность, личность – назовите как хотите – наш внутренний стержень феноменально устойчив к изменениям, способен пережить даже катастрофические повреждения мозга. И я не устаю этому удивляться.

Мы – это наш мозг. И от этой мысли никуда не деться.

Возвращение Хуана из серой зоны стало отрезвляющим напоминанием нам всем: сознание всегда на шаг впереди исследований. Показывая пациентам фильм Хичкока, мы радовались, что отыскали идеальный способ найти, выследить сознание в его самом загадочном логове. Однако мы вновь оказались отброшены назад. Хуан был в сознании, но мы так и не смогли этого понять. Сканер фМРТ – важный и многофункциональный инструмент, и мы постоянно совершенствуем наши подходы. С разработкой новых компьютерных технологий мы научились задавать вопросы таким пациентам, как Скотт и Джефф, подошли вплотную к возможности ведения диалога в режиме реального времени с внутренним «я» пациента. В то же время исследования серой зоны помогли нам разгадать конструкцию сознания, выяснить, как именно процессы, идущие в нашем мозге – память, внимание и способность мыслить, – связаны с общими для всех понятиями, такими как «интеллект», и как все это возникает внутри наших голов в комке серой и белой материи весом в три фунта (чтобы узнать, как мы решили некоторые из этих и подобных вопросов, пожалуйста, посетите наш сайт www.cambridgebrainsciences.com). Во всем мире исследователи используют фМРТ-сканирование для отображения архитектуры наших мыслей и чувств, определяя важнейшие связи между тем, как функционирует наш мозг, как мы ощущаем связь с реальностью, как развиваем свою идентичность, как формируем ее на протяжении всей жизни. Эксперимент с фильмом Хичкока показал: наше сознание тесно связано с сознанием других, переживающих одно и то же событие, с тем, что, как мы думаем, думают и чувствуют другие, с нашей теорией разума.

Однако фМРТ – дорогостоящий аппарат, а перевозить пациентов к сканеру – процесс довольно трудоемкий, что ограничивает потенциал исследований, как бы нам ни хотелось помочь людям общаться с их близкими, запертыми в серой зоне. Наше будущее во многом зависит от возможной оптимизации этой громоздкой и дорогой технологии. Вот если бы можно было сделать томограф небольшим, портативным, удобным для использования и передать его родственникам и друзьям пациентов, позволить им найти путь к сознанию почти потерянных любимых!