***

Была середина дня, народу почти никого. Только несколько чуваков, которые обедают, ржут и наливаются пивом у задней стены. Я торчу тут уже минут десять как идиот в ожидании одного придурка. Этот придурок обычно не опаздывает, когда дело касается пар, но здесь нет ни пар, ни преподов, только я, Валерка Рыков.

— Салют, — здоровается Паша, подходя к столу в компании немолодого господина. Я тут же встаю с места и протягиваю ему руку для рукопожатия, а уже потом киваю Паше. Весь на лёгком нервяке. Для меня это важная встреча. — Как себя чувствуешь после выписки? — Интересуется Паша, занимая место на противоположном диване вместе со своим спутником.

— Сносно, — я пожимаю плечами. — Двух недель недостаточно для полного восстановления. Врачи сказали, что на это могут уйти месяцы, а потом ещё годы на то, чтобы шрамы побелели, — я задираю край футболки и демонстрирую этим двоим свои швы.

— На тебе как на собаке, — хмыкает малознакомый мне мужчина. Я довольно шмыгаю носом. Для меня это почти что комплимент. — Павел много говорил о твоих достижениях, Валера.

— Ой, да чё вы, — я взмахиваю рукой и отвожу взгляд. — Какие это достижения.

— Человеческие, — добавляет мужчина, обменявшись быстрым взглядом с Пашей.

Вообще-то я в курсах, что это за мужик. Это как бы отец Паши, очень влиятельный человек, стоит сказать. И сегодняшняя встреча с таким уважаемым мужиком будет решать моё будущее.

— Скажи-ка, Валера, что у тебя за семья?

— Мать была домохозяйкой, а отец бывший работник завода, нынешний алкоголик.

— А сам пьёшь?

— Не-а, — я отрицательно верчу башкой. — Завязал.

— Это похвально, — Пашин отец трёт заросший подбородок, испытывая меня взглядом. Он как-то странно на меня смотрит, не так, как можно ожидать. Но это неплохо. Это совсем не осуждающий взгляд. Нет, его глаза говорят мне, что во мне что-то есть. — Не хочешь отучиться на бизнесмена, а, Валера? Такой преданный и отчаянный человек, как ты, сможет в будущем стать хорошим партнёром для моего отпрыска.

— Отец... — вздыхает Пашка.

— Очень хочу, — отвечаю я, обхватив край стола руками. — Но у меня нет денег.

— Это не проблема, — говорит Пашин отец, не моргая и не отводя глаз. — Если ты обещаешь учиться.

Я молча киваю, пытаясь куда-то деть внезапное стеснение. Или мне кажется, что это стеснение, а на деле меня тупо изнутри распирает, будто я вот-вот взорвусь.

— Пришли мне свои документы.

— Его документы уже есть у меня, — отвечает отцу Пашка, — я тебе перешлю.

— Простите, что опоздали!

Внезапно к нашему столику присоединяется Лерка и Лариска. Обе напомаженные, в цветастых платьях до колена. Лариска строит глазки Пашкиному папаше, а Лерка легко кивает головой сперва мне, а затем и всем остальным.

— Я пойду. Спасибо за встречу, — отец Паши протягивает мне ладонь через весь стол и я спешу её пожать обеими руками. — Надеюсь, ещё увидимся, Валер.

— С огромной радостью, — отзываюсь я.

Отец старосты уходит. Мы молча провожаем его до дверей взглядами, после чего девки заводятся и начинают хихикать.

— А что вы делали?

— Что-то важное?

— Секретничали, да!

Меня распирает всё сильнее, и я не выдерживаю. Выкрикнув на всё кафе, я сгребаю шею старосты локтем. Кулак втираю в его макушку и позволяю себе ржать так громко, что, кажется, вот-вот разойдутся швы... лучший, мать вашу, день в моей жизни.

Надеюсь, я навсегда останусь в Москве! И надеюсь, что с прыжками покончено раз и навсегда?..

***

Я гляжу через плечо и чутка стремаюсь. Но выбора у меня всё равно нет. Если сидеть сложа руки и ничего не предпринимать, то обжечься можно даже о байки об огне. Но на мой взгляд, лучше сразу подгореть от настоящего пламени.

Я пропускаю мимо себя несущуюся спортсменку, после чего сам встаю. Это насилие над разумом, не иначе, но что поделать, коль сердце просит.

Набрав немного скорости, я выруливаю из-за её плеча и разворачиваюсь, двигаясь по тропинке спиной назад.

Она слегка замедляет шаг, потому что я мешаю ей выложиться на полную. Я всё ещё лениво иду, вглядываясь в её раскрасневшееся от бега лицо. Рот у неё плотно закрыт, как будто она стискивает зубы. В ушах наушники, музыка прям долбит, я аж отсюда слышу. И вид какой-то не спортивный, как будто она все эти дни совсем не бегала.

Мне становится немного паршиво, когда она заглядывает мне в лицо, но в её глазах не появляется того самого света, которым она меня обычно одаривала.

Она выдергивает из уха один наушник.

— Вы что-то хотели? — И спрашивает, совсем остановившись.

Я смотрю на неё ещё какое-то время и молчу. Пытаюсь подобрать слова, потому что в подборе слов я полный лузер. Мне в башку лезут только дурацкие комплименты, коих эта сногсшибательная красотка недостойна.

Она уже намеревается вернуть наушник обратно в ухо, как я вдруг начинаю импровизировать:

— Мой любимый трек продиджи — это... э-э, смэк май бич ап, — занеся руку, я касаюсь своего затылка. Дурацкая улыбка так и валит наружу. Я никак не могу придать себе серьёзный вид. Отстой. Тем не менее, я продолжаю говорить, даже когда в её всё таком же холодном взгляде застывает справедливый вопрос, и бровки сходятся у переносицы: — Честно говоря, до тебя я никогда его не слушал. Продиджи, в смысле. И дождь я не люблю. Там, откуда я приехал, дождь радиоактивный, или как минимум токсичный, — мне кажется, что уши у неё слегка розовее обычного. Хотя, может мне кажется. — И не веган я нифига. Мне очень нравится мясо. Примерно так же сильно мне не нравится эспрессо, но хуже эспрессо, пожалуй, лишь слушать рассказы о твоём бывшем парне. Но, — я заглядываю ей в глаза. — Я понимаю, что тебе важно говорить об этом. И если это важно тебе, я готов принять что угодно. В общем-то, я и сам не подарок. У меня так себе гены, и я отучился всего восемь классов, и у меня нет вышки, работы, пока что, — я резко задираю палец, когда вижу, что она хочет что-то сказать. — Пока что, это важно. Прошу, дослушай меня до конца. Да, это может