Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не думал, куда лучше бежать и где можно надежно спрятаться от группы вооруженных преследователей. Я просто бежал в противоположную сторону от них. Подальше от них, подальше! А на Побережье я растворюсь в толпе отдыхающих, словно жук-богомол в зеленой листве, и до осени меня никто не найдет…
Я так резко остановился, что кроссовки по инерции заскользили по сырой земле. Чтобы не упасть, пришлось обнять шершавый ствол лиственницы. Внизу, куда я так резво бежал, сливались с хаосным буреломом неподвижные фигуры людей. Трое? Пятеро? Или дюжина?
Мне казалось, что ствол дерева содрогается от ударов моего сердца. Горячий пот струился по моему лицу. Обложили… Со всех сторон обложили… Я озирался по сторонам, и теперь уже не мог сказать наверняка, что это за угрюмый строй замер вокруг – деревья или люди? Со стороны подъема все отчетливей раздавался шелест листвы. Тиски сжимались. Назад нельзя. Вперед нельзя. Я побежал в сторону лесной дороги, уже почти не таясь, широкими прыжками и не выбирая дороги. В крутой овраг я покатился кубарем, увлекая за собой сухие ветки и листья. Послышался окрик. Я побежал так быстро, что засвистело в ушах. Это был даже не бег. Это было лавинное сваливание, резким болевым рефлексом, как стремительно и неосознанно мы отдергиваем руку от случайного огня. "Боже, дай мне силушки!" – молил я, и грудь моя ныла и стонала от частого дыхания, и ноги наполнялись свинцовой тяжестью, и глаза были полны слез. Как автомобильная шина, спущенная с горы, я несся вниз и взлетал на пригорки. С дятловой дробью прогремела за моей спиной автоматная очередь, и со свистом, писком, воем разлетелись по лесу суетливые пули, обозначая себя то брызгами сырой древесины, то срезанной веткой, то расщепленным стволом. "Если останусь жив… – думал я. – Если останусь жив…" Я так и не придумал, на какое суровое монашество обреку себя, если выживу. В моем кармане запиликал телефон. Это был странный звук – из того, внешнего мира, где живут нормальные люди, и между ними устроены нормальные отношения. Но, может быть, это звонит командир омоновцев, чтобы предъявить мне ультиматум?
На ходу я вынул трубку и прижал ее к уху. Говорить со мной в этот момент – все равно, что брать интервью у приговоренного к смертной казни: скажите, а не сильно ли вам давит на шею петля? а что вы чувствуете, когда прижимаете руки к электродам электрического стула?
Я произнес "Да!", но получился такой звук, словно меня ударили ногой в живот: "Хак!"
– Добрый день! Я звоню вам по поводу объявления в газете…
Я отнял трубку от уха, так как начался подъем, и мне пришлось помогать руками. Да не только руками – я вонзал мобильник с рыхлый грунт, словно альпеншток в фирн. Снова услышать своего абонента я смог лишь, когда выбрался из оврага.
– …есть интересующая вас запись, – продолжал веселый, полный оптимизма голос. – Очень хорошее качество. Каждое слово отчетливо. Вся речь от начала и до конца. Удовлетворите свое любопытство на сто процентов. Отдам бесплатно…
Снова прогремела автоматная очередь. Но на этот раз намного дальше, чем в первый раз.
– Послушайте… где вы… сейчас… – с трудом произнес я, едва ворочая непослушными губами.
– Какая разница? Я подъеду, куда вы скажете.
– Дорога… в Научный городок… Рядом с турбазой "Горная"…
– О, да это совсем недалеко! Я буду там через десять минут. У меня вишневый "жигуль".
– Пожалуйста… – обессилено прошептал я. Снова начался спуск. Меня шатало из стороны в сторону. Я бы не устоял, если бы не обнимал каждое дерево.
"Если только они не перекрыли дорогу", – подумал я.
Я перешел на шаг. Даже смертельная опасность уже не могла заставить меня бежать. Я был совершенно обессилен. Бешеный спринт по пересеченной местности измотал меня. Я шел как пьяный, только хватался не за фонарные столбы, а за стволы деревьев. Некоторые из них, подсохшие, слабые, ломались под моей тяжестью, и я падал навзничь, утыкаясь лицом в сырую прохладную листву. Поднимался, не в состоянии даже отряхнуться, и плелся дальше. "Если они не перекрыли дорогу, я вырвусь. Я уеду в багажнике вишневого "жигуля"… Я уйду от них, и пусть они потом в ярости кусают стволы своих автоматов…"
Я вышел на дорогу намного выше турбазы, и мне пришлось еще с километр бежать вниз, поскальзываясь на слизкой глине и мешковато падая то на бок, то на спину. Выглядел я, должно быть, ужасно, но разве беспокоили меня выпачканные джинсы и черные от земли руки? Я еще жил, я еще не потерял надежду на спасение, и это качество моей субстанции затмевало собой все пустяшные этические недостатки.
Наконец, я увидел, как на подъем лихо взбирается вишневая "шестерка". Водитель посигналил мне фарами, мол, вижу тебя приятель и очень рад встрече с тобой. Мне он представился этаким жизнелюбом с врожденной гипертрофированной коммуникабельностью – всем рад, со всеми готов дружить,