Можно не сомневаться, что Лилиан искренне рада нас видеть. Поскольку ей не придется с нами работать, она вольна оскорблять нас по-всякому. Ее интонации на обыске с раздеванием наводят на мысли, что она прямо сейчас побежит давать взятку полиции, чтобы отомстить нам за все обиды.

Она скрылась от мира и не появлялась на телевидении ровно полгода. Достаточно долго, чтобы произвести Апокалипсис. Достаточно долго, чтобы притоптать землю на могиле моей карьеры.

Она и вправду на месяц ушла в монастырь, хотя это был монастырь с великолепным спа-центром и пятизвездочным рестораном, где-то на юге Франции. Но представляете себе, какие ходили слухи. Мои отзывы о сюжетах с ее участием были настолько язвительны и жестоки, что ей пришлось бросить проект и уйти с телевидения. Мои угрозы в ее адрес были настолько свирепы, что ей, всерьез опасавшейся за свою жизнь, пришлось сделать пластическую операцию, сменить имя и скрыться в охотничьей хижине без всяких удобств в непроходимых лесах на Урале. И т. д., и т. п.

Когда я узнал, что Лилиан тоже работает в Турции, я испугался, что она снимает Гебекли-Тепе. Мне по-прежнему хочется сделать программу о Гебекли-Тепе, и, поскольку оно совсем рядом, я собирался смотаться туда на такси и посмотреть, что да как. Можно было бы съездить еще вчера, но что сказать человеку в свое оправдание? Я слишком толстый и слишком ленивый. Я вернулся в отель и полдня провалялся в кровати. Райский сад подождет. Лилиан тоже ленивая, но она умная и везучая. Если она возьмется за Гебекли-Тепе, мне будет трудно ее превзойти. Но, как выяснилось, Лилиан снимает полнометражную документалку о мозаиках древнего мира и музеях Газиантепа.

Лилиан отхватила себе совершенно роскошного фиксера[7]. Или, вернее сказать, совершенно роскошную фиксершу? Красавица Назли, знойная женщина. О таком фиксере можно только мечтать. По профессии она астрофизик. Я спросил, чем она занимается на своей основной работе, и Назли ответила, что ищет гигантские космические пустоты.

– Во Вселенной много пустого пространства, – объяснила она. – Отсутствующего пространства.

– Как может пространство отсутствовать в пространстве?

– Ты не понимаешь. Пространство как таковое присутствует, но оно ничем не заполнено, и его как бы нет. Пять тысяч галактик сплошной пустоты.

– Может, они сбежали в другую вселенную? – говорю я. – В другом измерении все кварки лучше.

Назли хихикает. Я не пытался ее рассмешить, но так всегда и бывает: люди охотнее смеются, когда ты предельно серьезен. В любом случае, рассмешить красивую женщину – это само по себе триумф. Обожаю, когда высоколобые интеллектуалы теряются, столкнувшись с простыми житейскими неудобствами, и Дозволитель заставляет их осознать, что они совершенно не знают жизни. Назли – яркий пример того, что получение докторской степени равнозначно обету бедности, но если ты знаешь, как спросить, где туалет, ты всегда заработаешь на кусок хлеба. Назли охотится на космические пустоты, свободно говорит на пяти языках и подрабатывает фиксером, чтобы не протянуть ноги.

У меня тоже есть фиксер, Эгемен. По-моему, из всех здешних фиксеров мне выдали самого завалящего. Эгемен, как мне сказали – студент сельскохозяйственного колледжа. Хотя, может быть, здесь у них так называют разнорабочих на ферме. Он новичок в этом деле, работал с тележурналистами всего пару раз, но я убедил малыша, что для него это будет хорошим опытом, возможностью многому научиться под моим чутким присмотром, и поэтому я не буду ему платить, а только покрою часть его расходов.

Наблюдаю за тем, как Лилиан вгрызается в пиде, турецкую пиццу, и размышляю, не сдать ли ее полиции, пока она не сдала нас с Семтексом. Но один раз мы уже провернули такой прикол, и я не хочу повторяться.

Для чего нужны люди, которые нас раздражают? Для знакомств и открытий. Именно от Лилиан я впервые услышал о Жиле де Ре. Давным-давно, еще в Греции.

– В Англии вы штампуете на полотенцах портреты своей королевы. Во Франции мы возвели на трон мысль и логику. Что такое история: поле для полемических игр или жестокий, кровавый спектакль?

Я не совсем понимал, что она хочет сказать, но поскольку, как мне показалось, она была против последнего, мне пришлось выступить за.

– История должна быть зрелищной.

– Жиль де Ре был невиновен, – сказала Лилиан.

Она шутила, но с этой шутки и начался мой интерес, хотя то, что он Жиль де Ре, а не Жильдере в одно слово, я узнал только потом.

Многие специалисты считают его самым жестоким злодеем всех времен и народов, но вот чем привлекательна его история: ее можно истолковать, как угодно, и всякое истолкование подойдет. Соратник Жанны д’Арк, маньяк-убийца с собственным одетым с иголочки войском, в 1440 году Жиль де Ре был признан виновным – дважды – в массовых убийствах, педофилии, содомии, некрофилии, вероотступничестве, вызывании демонов и тщеславном стремлении щегольски одеваться, после чего был публично казнен.

По причинам, не ведомым никому, Жиль де Ре стал прототипом Синей Бороды, хотя все свидетельства указывают на то, что он был закоренелым лютым педофилом, скрывавшим свои извращенные наклонности под маской героя, покорявшего города и занимавшегося неуемной благотворительной деятельностью; или же он был поистине святым воином, разочаровавшимся в божественной справедливости после сожжения Жанны д’Арк и обратившимся к Сатане, разуверившись в благости Господа; или же его подставила собственная родня, недовольная тем, что он растратил все деньги на всевозможные увеселения, дорогущие манускрипты и модные туфли (с деньгами шутки плохи).

Следует также помнить, что французы взяли Орлеан лишь потому, что англичане перепились вусмерть, а личное воинство Жиля де Ре состояло из закаленных шотландских и германских наемников.

И, разумеется, нельзя не сказать о самом важном из всех знакомств, состоявшихся при посредничестве раздражающей личности. Много-много лет назад я ехал в поезде, и напротив меня уселся какой-то псих в коротеньких облегающих шортах. Дело было в декабре. Псих щеголял тирольской шляпой со сломанным пером. Не самый выигрышный наряд для Южного Лондона восьмидесятых. Мужик дергался, ерзал и что-то бормотал себе под нос. Это было как раз в те годы, когда шла реформа здравоохранения, и психиатры, уставшие лечить ненормальных, выпустили своих пациентов на волю.

Мы все понимаем, что психическое расстройство – это болезнь, но все равно как-то стремно сидеть в одном купе с дерганым психом, от которого непонятно чего ожидать: а вдруг он набросится на тебя с ножом? Наверное, некоторые психбольные вовсю пользуются ситуацией, но у меня нет ни времени, ни желания это доказывать.

Я перешел в другой вагон и сел рядом с каким-то замызганным пузатым дядькой, от которого так и разило каннабисом: Херби. Мы с ним разговорились, и так я попал на телевидение.